Кардинал Блэк - [9]

Из дымоходов кухонь и гостиных близлежащих домов поднимался дымок, в окнах весело горели фонари, люди в зимних костюмах прогуливались по улицам, словно направляясь на обед или в театр в лучших кварталах Лондона. К слову, вчера вечером на главной площади состоялся концерт скрипача и аккордеониста, на котором присутствовало около сорока жителей, согреваемых щедрым теплом костра.

Все здесь держались вычурно вежливо и дружелюбно, и Хадсон не мог понять, как это могло сочетаться с тем, что ему приставляют клинок к горлу прямо посреди улицы, а Берри Григсби безвольной марионеткой прозябает в доме Фредерика и Памелы Нэш. И ведь никому не было до этого никакого дела! Как не было дела и до множества пятен крови, которые Хадсон обнаружил в стыках между камнями площади. Он не представлял себе, откуда они там взялись, но понимал, что событие, оставившее после себя такие следы, должно было быть поистине ужасным.

Хадсон оглянулся на дом Нэша и увидел одинокую фигуру, стоявшую у окна. В руке она держала подсвечник с единственной горящей свечой. Хадсон подумал, что это могла быть Берри, но не брался утверждать это наверняка, потому что стекло покрывал иней. Миг спустя еще одна фигура — Нэш? Или его жена? — появилась позади первой, обняла ее за плечи и увлекла за собой в темные закоулки дома.

— Шевелись, — рыкнул мужчина с клинком.

Хадсон отвернулся от дома и зашагал к коттеджу на Блюфиш-Лейн, который ему предоставили. За время своего пребывания здесь он успел отметить, что все местные улицы названы в честь каких-нибудь морских тварей. Это казалось ему очередной жалкой попыткой уподобить Прекрасный Бедд настоящей деревне, тогда как на самом деле это место было чем-то средним между фортом и тюрьмой. Хадсон сделал еще четыре шага по Конгер-Стрит, прежде чем вся чудовищность и трагичность того, что случилось с Берри, обрушилась на него, как десятиколесный лесовоз. Широкоплечий, крепкий, ростом в шесть футов и три дюйма — он вдруг сжался, задрожал и пошатнулся. На глаза навернулись жгучие слезы бессилия. Он чувствовал, что вот-вот лишится сил и упадет в обморок. Остатки его воли уходили лишь на то, чтобы не позволить себе этого сделать, поэтому, когда мужчина за его спиной грубо толкнул его, Хадсон снес этот оскорбительный тычок, как последний хлюпик. В присутствии Берри он еще мог сдержаться, но теперь шок от увиденного начал овладевать им, превращаясь в странное ползущее ощущение на руках и кистях. Теперь это не имело ничего общего с желанием почесать кулаки в хорошей драке — нет, это ощущение было настоящим, и, поднеся свои руки к свету факелов, Хадсон увидел на них десятки больших черных пауков, снующих меж пальцев.

На лице выступил пот. Захотелось закричать… и Хадсон закричал бы, если б более хладнокровная часть его мозга не подсказала ему, что страшная галлюцинация была остаточным эффектом от наркотика, которым его накачали по прибытии в этот маленький уголок ада. Тем временем иллюзии продолжали атаковать его. Языки пламени факелов прямо на глазах превратились в сущий кошмар: как хлысты, они начали стегать Хадсона, и в них маячили искаженные и изуродованные лица мертвых людей, которых он видел на поле битвы давным-давно, когда был английским солдатом в последние годы франко-голландской войны. Пламя обвило кисти рук, словно вознамерилось вырвать его из Прекрасного Бедда и бросить рядом с измученными душами на берег, откуда никто никогда не возвращался.

Хадсон зажмурился и крикнул во всю мощь своих легких:

— УБИРАЙТЕСЬ!

Этот крик был таким отчаянным и громким, что заставил конвоиров натолкнуться друг на друга в попытке шарахнуться от своего пленника прочь. В испуге они навели на него пистолеты и острия своих клинков. Руки каждого из них заметно дрожали — и дрожали так сильно, что едва ли им удалось бы попасть даже в дикого быка с шести шагов. Впрочем, разъяренный дикий бык сейчас казался им более безопасной мишенью, нежели человек, стоявший перед ними.

— Тише, — сказал кто-то, успокаивающим тоном.

Хадсон открыл глаза. Впереди в свете пламени факелов, которое вновь приобрело привычные черты и более не напоминало огненные руки мертвецов с выжженными глазами, стоял жилистый мужчина, известный под именем Сталкер.

— Что за переполох? — Голос Сталкера звучал по-прежнему тихо. Сложением он был вполовину меньше Хадсона, но нечто в его лице с острым подбородком, в холодных умных глазах и плавных движениях наводило на мысль, что убивать под покровом ночи этому человеку было не впервой. Хадсон даже был уверен, что убийство являлось неотъемлемой частью природы этого опасного типа.

Сталкер кутался в тяжелую дубленку, лысую голову от холода защищала черная шапка, руки он держал в карманах и старался вести себя непринужденно, словно простой прохожий, вышедший на прогулку подышать вечерним воздухом.

— Ах! — понимающе вздохнул он, обернувшись к остальным. — У него всего лишь произошел инцидент. Не бойтесь, мальчики. Он уже приходит в себя.

Сталкер не ошибся: Хадсон как раз наблюдал, как последние несколько пауков испаряются с его рук, рассеиваясь клубами черного дыма. Он провел подрагивающей рукой по вспотевшему лицу и обратился к Сталкеру, цедя каждое слово сквозь плотно стиснутые челюсти: