Каравеллы выходят в океан - [67]

Припасы подходили к концу, и в дальнейшем испанцы могли рассчитывать только на помощь индейцев. Туземцы часто подходили к судам на пирогах, предлагая в обмен на побрякушки хлеб, рыбу, плоды и пресную воду. Все же продовольствия по-прежнему не хватало. Индейцы на Ямайке, как и их соплеменники на других островах, никогда не делали запасов и довольствовались малым.

Колумб послал на берег для заготовки продовольствия Диего Мендеса с тремя матросами, приказав им обойти отдаленные районы и заключить договоры с другими касиками.

Мендес успешно выполнил это задание. Касики обязались посылать к кораблям своих людей с различными припасами и дичью в обмен на ножи, зеркальца, бусы, гребни и другие предметы. Были установлены определенные нормы: одна лепешка за две стеклянные бусины, две крупных хутии[47] за галстучную булавку, а большая рыбина или мера кукурузы за один бубенчик. Последние и здесь ценились весьма высоко.

Почему же испанцы не стали сами сеять и возделывать кукурузу, которая в этом теплом климате дает по нескольку урожаев в год, или не занялись рыбной ловлей и охотой? Цивилизованные европейские завоеватели считали такой труд унизительным и, даже потерпев бедствие, не отказались от своего убеждения. К тому же остров был населен дикарями, обязанностью которых, по мнению испанцев, было снабжать белых всем необходимым.

Наладив доставку продовольствия, Мендес обменял бронзовый шлем на большую пирогу и, нагрузив ее продуктами, вернулся в лагерь. Призрак голода отступил. Но надолго ли?

Положение мореплавателей было незавидным. Тщетно всматривались они вдаль, стараясь разглядеть там белеющий парус. Починить корабли было уже невозможно. А построить одно маленькое судно из обломков обеих каравелл моряки или не могли, или не хотели.

Оставался один выход – послать кого-нибудь на Эспаньолу за кораблем. Расстояние от Ямайки до Эспаньолы было всего лишь около ста миль, к тому же в июле пассаты в этом районе утихают, не бывает здесь в этом месяце и ураганов. Однако испанцам еще не приходилось выходить на лодке так далеко в открытое море, и естественно, что такой переход казался им чрезвычайно трудным. Но другого пути к спасению не было.

По мнению Колумба, этот переход мог совершить лишь один человек – отважный моряк Диего Мендес. Как впоследствии писал в своем завещании Мендес, адмирал сказал ему: «Нас очень мало, а этих дикарей – индейцев великое множество, и все они весьма непостоянны и своевольны, и в любой час им может взбрести на ум прийти сюда и без особого труда спалят они нас в этих двух кораблях, превращенных в дома с соломенной кровлей. Что стоит им с берега метнуть огонь на корабли и сжечь нас всех?»

Колумб добавил также, что индейцы могут прекратить доставку продуктов и что единственный выход – пойти на пироге на Эспаньолу за помощью.

Мендес сначала возражал против столь опасного предприятия, но Колумб настаивал, заверяя Мендеса, что именно он и есть тот человек, который может это совершить.

На что Мендес ответил: «Сеньор, много раз рисковал я своей жизнью ради спасения вашей жизни и всех тех, кто с вами здесь находится… Тем не менее, немало имеется шептунов, которые твердят, что ваша сеньория оказывает мне всякие почести в ущерб другим, которые могли все делать так же хорошо, как и я. Вот почему мне казалось бы правильным, если бы ваша сеньория созвал бы всех этих шептунов и предложил им осуществить это предприятие, чтобы убедиться, имеется ли среди них кто-нибудь, кто пожелал бы подобное совершить, в чем я сомневаюсь. И если все прочие отстранятся, я отдам свою жизнь, не щадя ее, ради вашего дела, как уже неоднократно это делал раньше».

Колумб так и поступил. И действительно, все отказались подвергнуть себя опасности, утверждая, что бесполезно даже обсуждать подобные планы.

Тогда встал Мендес и сказал, что у него лишь одна жизнь, но он готов ею рискнуть ради адмирала и всех присутствующих.

Затем этот отважный и неутомимый человек, чья роль в четвертой экспедиции Колумба была особенно велика, притащил на берег большую пирогу, приделал к ней киль и борта, установил мачту с парусом и, взяв с собой шесть индейских гребцов, отправился в путь.

Перед отплытием Мендеса Колумб написал письма Овандо и католическим королям Фернандо и Изабелле. Последнее письмо Мендес должен был лично доставить в Испанию. Великий мореплаватель, разочарованный в своих лучших надеждах, измученный бедствиями и недугом, в глубокой тревоге за судьбу моряков и своих близких, послал за океан этот отчаянный крик о помощи, призыв к милосердию и справедливости.

«…Преследуемый и забытый, я не могу без слез вспомнить об Эспаньоле и Жемчужном Береге, – писал адмирал. – Благосклонность и выгоды должны доставаться тому, кто подвергает себя опасности. Несправедливо, что люди, всегда препятствовавшие мне в моих делах и замыслах, пользуются теперь плодами их, что трусливо бежавшие из Индий и вернувшиеся в Испанию, чтобы оклеветать меня, получают самые выгодные службы и посты.

…Такова уж моя доля – мало пользы принесли мне двадцать лет службы, проведенных в трудах и опасностях…