Караван специального назначения - [34]

— Что поделаешь, — сокрушеннее, чем следовало бы, протянул Алим-хан. — Сколько наших надежд растаяло, как мираж в пустыне, и я подозреваю, что еще многие молитвы не будут услышаны всевышним… А как англичане, не передумали дать Энверу-паше деньги и оружие?

Усман-бек подозрительно посмотрел на собеседника. Откуда ему известно о предложении англичан? Впрочем, с этим хитрым шакалом нужно вести игру очень тонко. Иначе…

— Англичане обещают сдержать свое слово, как только будет уничтожен караван с русскими самолетами, — твердо произнес гость.

— Вот как? — деланно удивился Алим-хан. — Значит, это правда, что они решили сделать ставку на другого наездника? Не думаю, чтобы это было мудро с их стороны и принесло удачу.

Алим-хан затянулся, и, выпустив дым, долго рассматривал резной мундштук кальяна. Потом цепким взглядом впился в лицо гостя.

— Насколько я знаю, Энверу-паше не удалось остановить караван там, в Туркестане? Уже этого достаточно, чтобы понять — генерал не тот человек, с которым нужно иметь дело. Бухарское государство всегда было моим, и только я могу позволить что-либо предпринять на земле моих предков. Но Энвер-паша слишком горд и самонадеян, чтобы признать это. Что ж, за гордыню всегда приходится расплачиваться…

— Следует ли, повелитель, понимать эти слова так, что именно вы помешали генералу уничтожить караван? — поразившись своей догадке, ошеломленно посмотрел на хозяина Усман-бек.

— Всемогущий аллах покарал гордеца, — невозмутимо ответил тот, тяжело опустив веки. — У меня такое предчувствие, что всевышний разрушит и планы тех, кто рассчитывает с помощью этого выскочки покончить с большевиками в Туркестане. Для этого нужны опыт и мудрость, а именно их Энверу-паше не хватает.

— Но у него есть решимость и люди, повелитель. И если англичане поддержат генерала деньгами и оружием, он сможет повернуть события в угодное всевышнему русло. Кроме того, — поднял гость с ковра расписную пиалу с горячим чаем, — Энвер-паша поможет вам вернуть бухарский трон.

— Мне? — оскалился Алим-хан. — Боюсь, ты выдаешь желаемое за действительное. Он только о том и думает, как бы самому управлять Бухарой. Из Турции его выгнали, и обратной дороги нет. — Хозяин дома помолчал, подозрительно взглянув на гостя…

— Не слишком ли горячо ты за него заступаешься? Смотри, я не прощаю изменников!

— Мои предки бекствовали в Бухаре еще четыреста лет назад, — с глубокой обидой в голосе произнес Усман-бек. — Вы прекрасно знаете, что для меня нет в мире ничего дороже ваших интересов. Но я не хочу, чтобы вы лишились такого могущественного друга, как Энвер-паша.

Алим-хан коротко взглянул на собеседника и промолчал. Его вдруг остро пронзило ощущение безвозвратной утраты всех былых желаний и устремлений. Вероятно, это ощущение равноценно тому, что возникает при крупном проигрыше. И сейчас хотелось лишь одного: «Вернуть хотя бы затраченное…»

«Милостивый аллах! Помоги мне возвратить то, что предками оставлено мне, что утратил я в суете своей, когда, как глупый верблюд, пошел на поводу болтунов, потерявших чувство реальности в напыщенности своей, таких, как Энвер-паша…» — вознес он глаза к потолку.

Но вдруг как бы одернул себя, опомнившись, вернулся к прерванному разговору, стараясь не выдать этого своего единственного отныне стремления: вернуть, во что бы то ни стало вернуть деньги, и плевать на все их идеи, интриги… На миг он вспомнил оклеветанного им Тахира… А что, если так же поступить и с этим проклятым Энвером-пашой? Естественно — когда и если! — он завоюет власть, изгнав большевиков из Туркестана. И конечно же, сделает это чужими, не его, Алим-хана, руками.

— Э… — Алим-хан помедлил, рассеянно кивая головой. — Мне в самом деле чужды тщеславие и честолюбие Энвера-паши, дорогой Усман-бек. Ну кому пришло бы в голову объявить себя наместником Мухаммеда? — меланхолично добавил он. — А чего стоят россказни о его святой грамоте, начертанной горящими буквами?

— Да, хотел бы я посмотреть на эту грамоту, — расплылся в угодливой улыбке Усман-бек, чтобы дать собеседнику возможность полностью снять свои подозрения и убедиться в преданности приближенного.

— Впрочем, — воодушевленно продолжал Алим-хан, стараясь уверить себя в искренности собеседника, — чужие ошибки и слабости всегда приносят пользу тем, кто умеет правильно ими пользоваться.

Усман-бек с недоверием посмотрел на хозяина дома. Бывший повелитель продолжал лежать неподвижно, облокотившись на локоть левой руки. На его лице была печать полной отрешенности, и со стороны могло показаться, что беседа совершенно его не волнует. Однако Усман-бек слишком хорошо знал характер эмира, чтобы поверить этому обманчивому впечатлению.

— Я думаю, — выдержав паузу, продолжал свою мысль Алим-хан, — англичане скоро сами поймут свою ошибку и постараются исправить ее. Им, как и нам, не нужны русские самолеты в Кабуле, не нужна дружба большевиков и с Амануллой. Но я не могу допустить и того, чтобы они все решали по своему усмотрению. К тому же, если теперь что-нибудь случится с самолетами, которые охраняет гвардия эмира, подозрение сразу падет на нас.