Караван дурмана - [31]

– Так?

– Так, так.

Пистолет упал на коврик под водительским сиденьем. Чаплыга пошире растопырил пальцы обеих рук, показывая, что они пусты. Его челюсти непроизвольно сжались, издав звук, с каким недавно разгрызали леденцы, но вкус во рту стал после этого не сладким, а соленым.

– Я против тебя ничего не имею, – сказал Чаплыга и вдруг судорожно зевнул.

– Еще бы, – усмехнулся мужчина. – Пересядь на водительское сиденье, но руки не опускай.

– Зачем?

– Выйдешь с моей стороны.

– Зачем? – автоматически повторил Чаплыга и снова коротко зевнул, ужасаясь своему поведению. Противник мог расценить эти зевки как вызывающие, а обезоруженному Чаплыге меньше всего хотелось корчить из себя героя. Не дождавшись ответа на свои вопросы, он выбрался из джипа и замер напротив отступившего назад мужчины.

Распростертый в луже Брамс не подавал признаков жизни. Его намокшие штаны разошлись между ногами по шву, в прорехе виднелись клетчатые трусы. Та лужа, в которой покоилась его голова, казалась темнее прочих, она была почти черной.

– Живой пока, – успокоил мужчина напрягшегося Чаплыгу. – Ложись с ним рядом. Грабли вперед вытяни, башку не поднимай. Вздумаешь фокусничать, я буду только рад. Пристрелю вас обоих, и дело с концом. Может, хочешь попытаться удрать?

– Нет, – замотал головой опустившийся на колени Чаплыга.

– А если я тебе фору дам? Секунд пять, м-м?

– Не надо.

– Тогда ложись.

– Угу.

Чаплыга затаил дыхание и опустился животом в лужу. Вода была холодной, но он почему-то не дрожал. Вот только зевал без конца по-собачьи, с риском вывихнуть челюсти. Мужчина заставил его придвинуться вплотную к Брамсу, и теперь они лежали плечом к плечу, хотя легче от этого не было ни одному, ни другому.

– Уткнись мордой в асфальт и не шевелись, – приказал мужчина. – Обернешься – считай себя трупом. Пикнешь – то же самое. Повторять не буду.

«Сейчас выстрелит, – тоскливо подумал Чаплыга. – В затылок. Череп разнесет, как гнилой арбуз. Мозги в лужу вывалятся. Они еще о чем-то своем думают, а тебя нет. Страшно». Чаплыга зевнул, выплюнул грязную жижу, наполнившую рот, и тихонько попросил:

– Не убивай, брат.

В ответ заурчал двигатель джипа. Лужа, в которой лежали бойцы братьев Рубинчиков, озарилась золотистым светом включившихся фар. «Неужели пронесло? – изумился Чаплыга, услышав, как джип сдает назад. – Неужели я жив?»

Зашипела вода, рассекаемая автомобильными шинами. Повеяло теплым воздухом. В следующее мгновение Чаплыгу подбросило над мокрым асфальтом, выгнуло дугой и швырнуло плашмя обратно. Он так и не посмел закричать, когда два колеса полуторатонной махины прошлись по его хрустнувшим ступням – сначала переднее, затем заднее. Очнувшийся Брамс взвизгнул и тут же потерял сознание вновь. Чаплыга ему даже позавидовал, потому что еще несколько томительных секунд испытывал ошеломляющую боль в раздробленных щиколотках. Потом габаритные огни остановившегося джипа начали расплываться перед его глазами, и он с облегчением уронил голову в грязь.

Глава 9 Эх, дороги…

Громовская «семерка» катила по главной улице Курганска, почти пустынной в три часа утра. Местами асфальт начало подмораживать, но настоящая зима уже потеряла силу, так что мартовские лужи не подернулись ледком и исправно отражали разноцветные огни спящего города. Все полыхало, сверкало и сияло. Мокрый асфальт, убегавший под колеса, переливался всеми цветами радуги.

– Город сильно изменился, похорошел, – с чувством произнес Корольков, устроившийся на заднем сиденье. Обращался он вроде бы как к сидевшей рядом Наталье, но говорил громче, чем нужно, явно рассчитывая на то, что Громов или Ленка поддержат беседу.

Так и вышло.

– А ты ширнись своим героином, так тебе Курганск вообще райским уголком покажется, – предложила Ленка с совершенно акульей улыбкой.

– Я не ширяюсь, – обиделся Корольков.

– То, что по твоей милости ширяются другие, по-твоему, лучше?

– Сказано же тебе, наркотическая тема для меня закрыта раз и навсегда. Ладно, совершил ошибку, признаю. Но я же сделал для себя выводы. – Корольков откашлялся в кулак.

– И раскаиваешься? – поинтересовалась Ленка.

– Да, раскаиваюсь. Между прочим, сильно. Между прочим, искренне.

– Тогда выкури сигарету, а пепел собери в ладонь, – предложила Ленка.

– Зачем?

– Чтобы посыпать голову этим пеплом. Тогда всем будет понятно: человек кается. А то едет себе по городу в меру упитанный бизнесмен в дорогом пальто и ночными огнями любуется.

Корольков лишь досадливо крякнул.

Услышав за спиной его возмущенное сопение, Ленка усмехнулась даже чуточку шире, чем прежде, но ее взгляд сохранил непримиримое выражение. Решение отца прихватить с собой двух случайных попутчиков ее совершенно не вдохновляло, хотя Корольков обязался взять все дорожные расходы на себя. Его история не вызвала у Ленки ни интереса, ни сочувствия. Москвич по уши вляпался в дерьмо, вляпался по собственному желанию, так что следовало оставить его там, где ему самое место. Наталья Чуркина вроде бы оказалась непричастной к темным махинациям своего хахаля, но уж слишком внимательно поглядывала она на отца, чтобы Ленка могла относиться к ней с симпатией. Правда, теперь Наталья в основном смотрела назад, через плечо, и было заметно, что она опасается погони.