Караван чудес - [22]

Ошеломленный и все еще дрожащий, Абу Салих проводил визиря к себе в дом и усадил на почетное место.

Алишер в смущении, а Абу Салих в страхе и растерянности долго не могли приступить к разговору и только обменивались приветствиями.

Наконец, видя, что дело не подвинулось и на муравьиный шаг, Алишер встал, почтительно поклонился и сказал:

— О искуснейший из ткачей, почтеннейший Абу Салих, дозвольте мне, ничтожному, стать вашим сыном.

От изумления Абу Салих потерял дар речи. Никогда не мог он представить, чтобы к дочери его, простого ткача, какая бы она ни была красавица, мог свататься сам визирь, опора и щит трона, Алишер Навои.

Вне себя от радости, он обратился с поклоном к Алишеру:

— Души и тела нашего семейства в ваших руках, господин, и для меня — высочайшая честь, что вы соизволили обратить внимание на ничтожную дочь ткача.

— Но что скажет девушка?

— Долг дочери — повиноваться отцу!—воскликнул Абу Салих.

Тогда Алишер Навои в свою очередь поклонился и сказал:

— Я знаю древние обычаи и законы шариата, но есть еще обычаи сердца и законы разума. В любви принуждение — хуже смерти. Если ваша дочь скажет «нет», я удалюсь, покорно склонив голову.

Почтенный Абу Салих бросился на женскую половину и, найдя дочь, сказал:

— Неслыханное счастье свалилось на твою голову, дачка. Ты будешь жить во дворце. Тебя сватает сам визирь Алишер. Я сказал «да», но, велик аллах, он странный человек, ему нужно еще и твое согласие! Скорее соглашайся, пока он не передумал. Ему достаточно нахмурить брови — и от нашего дома вместе со мной, со всеми чадами и домочадцами не останется даже горсточки праха.

Гюли нежно улыбнулась отцу и сказала:

— Мой долг,— повиноваться родителям. А вы скажите визирю: «Моя дочь — ваша рабыня!»

Старик вернулся вне себя от радости к Алишеру Навои и сказал:

— Я всегда говорил, что Гюли умница. Она согласна.

В тот же день Алишер Навои заслал в дом Абу Салиха сватов.

Надо сказать, что Алишер Навои был необыкновенным человеком. Он решил лично убедиться в чувствах девушки и стал каждый вечер приезжать в дом своего будущего тестя.

Алишер и Гюли прогуливались по цветнику и могли без помех говорить о своей нежной любви. Алишер декламировал свои новые, полные возвышенных страстей и чувств газели, посвященные Гюли, а Гюли пела звонким, подобным соловьиному, голосом песни под аккомпанемент домбры. Казалось, счастью молодых влюбленных не будет предела.

День свадьбы близился. Алишер принес уже отцу невесты калым — десять тысяч золотых. Состоялся никах — обручение.

В один из дней, когда Алишер находился в доме любимой, шах Хусейн спросил своих приближенных:

— Я не вижу своего друга и визиря Алишера.

Тогда к трону приблизился второй визирь Маджеддин.

— Позвольте мне сказать,— обратился он к шаху Хусейну,— вот уже сорок и еще сорок дней, как соглядатаи неотступно, по вашему повелению, ходят по стопам вашего визиря Алишера, дабы вы знали о поведении его и мыслях.

— Что же узнали наши соглядатаи?

— Государь и повелитель, мысли и побуждения ваших поданных должны быть чище и прозрачнее хрусталя; Алишер обманывает вас.

— Что? Как он смеет!

— Да! Алишер лживо говорит вам, что каждый вечер он занимается сочинением новых стихов. На самом деле он проводит время с девушкой несравненной красоты. Он скрыл от вас, великий шах, брильянт чистой воды, место которого в венце падишаха. Имя девушки Гюли. Она дочь ткача Абу Салиха.

Когда Алишер Навои явился, шах сказал ему:

— Мы решили жениться!

На это Алишер спросил:

— Невеста красива? Из хорошей ли она семьи?

— Она красива, и отец ее достойный человек.

— Позвольте принести вам поздравления.

Тогда Хусейн хитро улыбнулся и обратился к стоявшим у подножия трона:

— Вы слышите, мой первый визирь одобрил наше решение жениться. Назначаю моего друга и старшего визиря Алишера моим сватом. Немедля собери, друг мой, дары и направляйся в дом девушки.

Не подозревая ничего, Алишер поклонился и сказал:

— Великая честь быть сватом падишаха. А куда я должен ехать?

— В дом ткача Абу Салиха.

Изменился в лице Алишер и с низким поклоном проговорил:

— Я лишен возможности исполнить поручение повелителя.

Впал в ярость шах Хусейн.

— Так, значит, это правда, что ты скрыл от меня свои поступки? Иди же под страхом немилости и сватай мне красавицу.

Но Алишер был тверд и непреклонен в своей любви. Он снова поклонился и сказал:

— Противоестественно было бы, если б жених стал сватать свою невесту для другого, даже когда этот другой сам падишах.

Сказал так и удалился.

Шах Хусейн немедленно подписал фирман об изгнании Алишера из Самарканда, а своим сватом назначил Маджед-дина.

Вестником несчастья прискакал на взмыленном коне Алишер в дом ткача Абу Салиха.

В цветнике, среди благоухающих роз, проливая слезы, рассказал Алишер своей любимой Гюли о гибели их любви.

— В этом мире тиранства и притеснения нет счастья для людей!— воскликнул Алишер, сокрушаясь о своем бессилии.

— Пусть я умру, но женой Хусейна не буду,— говорила Гюли.

В то время как они так разговаривали, в дом Салиха прибыл визирь Маджеддин с дарами падишаха.

Оставив сидеть знатного свата на почетном месте, Абу Салих вошел в цветник и, не глядя на Алишера, сказал: