Карантин - [43]
Я смотрела на него, своего постоянного “раздражителя”, и чувствовала, как в сердце горячо закипает жалость… Жалость и нежность…
А с души спадают путы раздражения, и ей становится легко и свободно…
Серёжка грыз это благословенное яблоко, сочное, с жёлтоватой, медовой мякотью, может, он никогда ещё и не ел такого, и взглядывал на меня быстро и испуганно (знаю ли я о том, что Алёша после его, Серёжкиных, кулаков плакал за шкафами у телефона?…) Я знала. Но я ничего не сказала ему на этот раз. Я вообще ничего не сказала ему, потому что в горле у меня стояли слёзы. И я быстро вышла из его бокса…
На следующий день Серёжку выписали. И я была счастлива, что успела его полюбить.
Сегодня ходили навещать нашу маленькую снежную бабу, которую Ксюня слепила вчера (совсем крошечную) и оставила её под кустом, прикрыв кленовыми листьями…
Но сегодня потеплело – и она растаяла… Всё по листику мы перебрали под тем кустом – но снежной бабы не нашли…
22 октября 94, суббота, 33-й день в больнице, 15-й день карантина.
Продолжаю нашу больничную повесть…
Сегодня гуляли целый час. Смотрели, как укладывают и накатывают асфальт возле нашего лечебного корпуса. Корпус выкрашен в бледно-жёлтый цвет, земля вся тёмно-золотая от опавшей листвы, ярко-жёлтый каток и – чёрный дымящийся асфальт… Очень красиво. Да к тому же яркое солнце и синее-синее небо. Обошли наш корпус – по солнышку, по совершенно пустынным дорожкам, нигде ни-ко-го, встретили только нескольких омоновцев. Карантин крепчает.
Вчера Антоша проник к нам через забор, и даже в палату, – но тут же налетели крикливые медсёстры и стали очень сильно возмущаться, попросту – орать. Так что Антону пришлось ретироваться, но всё же хоть чуть-чуть, но побыли ВМЕСТЕ: обнялись, поцеловались, взглянули друг другу в глаза, сказали друг другу “люблю”. Это жизненно необходимо – даже такой коротенький контакт.
Телефон-автомат сломан уже вторую неделю, в ординаторской тоже не работает.
Мне позволили позвонить из кабинета заведующей – поздравить маму с днём рождения. Очень жаль, что мы с Ксюнечкой не смогли ей сегодня купить цветов. Но это сделали за нас (и за себя) папа и Антоша. Когда я позвонила маме – оказалось, что они сейчас как раз там, у неё – и у меня отлегло от сердца, что мама в свой день рождения не одна.
Вчера с Антоном мы передали для неё наши подарки: Ксюшин рисунок и две декоративные салфетки, которые я сделала собственноручно в своём заточении из лоскутков и назвала “Две композиции с красным”.
Вот, заделалась в больнице рукодельницей. Оказывается, это очень приятное и очень женское занятие. К тому же, помогает думать. И успокаивает. Мысли во время рукоделия приходят тихие, добрые. Делать мягкую игрушку любимой дочке, или салфетку маме, или вышивать клоуна и в это же время на кого-то обижаться или злиться – невозможно.
Хотелось бы и по возвращению домой не бросать этих славных занятий.
…Итак, мы чудесно погуляли сегодня. Навестили наше Дерево. Ксюша в очередной раз восхищённо: “Это надо же, как нам повезло! Дерево только у нашего окна!” Не представляю, как бы мы прожили этот месяц без Дерева в окне. Без утренних медитаций: когда и я, и Ксюня тихонечко лежим и смотрим в это Дерево – как в Космос…
Наше Дерево так и не пожелтело этой осенью! Нет, нет и нет! Но ночные морозы (до -10) сделали своё роковое дело: зелёная, скрюченная от холода листва валится на тротуар… Да, дерево поредело настолько, что стало видно небо, – его всё больше и больше в нашем окне…
Вчера вечером сделала Ксюше ещё одну мягкую игрушку – Черепашку. Вообще-то я хотела сделать Слонёнка, но Слонёнок захотел стать Черепашкой – и стал ею!
Главное: прислушаться к материалу и услышать, что он тебе шепчет…
Мы здесь не отдыхаем – а трудимся дни напролёт, с утра до вечера, точнее – до ночи. А если Ксюня ещё и днём не спит – тогда вообще без передышки. Вроде физическая нагрузка и не велика, но умственная и эмоциональная просто огромны. И при этом совсем маленький сон: ведь надо дневничок после Ксюшиного засыпания пописать (а засыпания её поздние, как и дома), а в семь утра приносят градусник и таблетки, я просыпаюсь и уже больше не сплю – потому что всё слышу: шаги, голоса, сквозняки…
Лежу и смотрю: на Ксюшу спящую и на Дерево бессонное…
Установка была на месяц. Прошёл месяц – и сразу захотелось домой. И мне, и Ксюше тоже. Любопытно, что именно в ночь на 20-е Ксюше приснился сон, что мы дома: лазаем на спортивном комплексе.
“А кольца там почему-то бумажные! – со смехом сообщила она, проснувшись. – Ты полезла по лесенке, а я спустилась вниз по канату и на пол – плюх! И – проснулась!”
– Хочется уже домой, Ксюнечка?
– Да!…
А ещё недавно звучало решительное: “Нет!”
Я допытывалась: почему всё-таки домой не хочется? Чем в больнице лучше, чем дома?
Ксюнька расплылась в улыбке:
– В больнице та-а-а-акие соки вкусные! Та-а-акие раскраски!… И фломастеры…
– Миленькая, ну, разве дома всего этого не было?
– Не столько. Столько соков не было. И таких потрясающих раскрасок не было.
– А если дома всё это будет – захочешь домой?
– Тогда коне-е-ечно!…
Но я-то понимаю, почему Ксюнечке так хорошо в больнице. – Потому что мама здесь с ней навыкладку. Никуда не спешу. Никуда не убегаю от неё – ни к тазу с бельём, ни к плите, ни к компьютеру… Все дни со своей девочкой. Все дни вместе, рука об руку, локоть к локтю. Все дни, с утра до ночи, творим вместе нашу жизнь, нашу прекрасную действительность, наше настоящее. Удивительное настоящее.
Первая книга трилогии «Побережье памяти». Москва, конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Молодая девушка из провинции оказывается в столице. Книга о том, как не потеряться в толпе, как найти себя в этой жизни. И вместе с тем – об удивительных людях, помогающих определить свою судьбу, о великой силе поэзии, дружбы и любви.
Отрочество. И снова предельная искренность, обнажённость души. Ценность и неповторимость каждой жизни. Мы часто за повседневными заботами забываем, что ребёнок – не только объект для проверки уроков и ежедневной порции нравоучений. Чтобы об этом задуматься, очень полезно прочитать эту книгу.Воспоминания подобраны таким образом, что они выходят за рамки одной судьбы, одной семьи и дают нам характерные приметы жизни в нашей стране в 60-е годы. Те, кому за 50, могут вспомнить это время и узнать здесь свою жизнь, свои переживания и вопросы, на которые в то время невозможно было найти ответы.
Третья книга трилогии «Побережье памяти». Рассказ о рождении сына, о радостях материнства. О друзьях, поддерживающих героиню в жизненных испытаниях. О творчестве, которое наполняет жизнь смыслом. О том, как непросто оставаться собой в мире соблазнов и искушений. Книга о вере и любви.На страницах романа читатель встретит замечательных людей: Юрия Никулина и Евгения Долматовского, отца Александра Меня и отца Дмитрия Дудко, Ролана Быкова и многих других… Как и два предыдущих романа трилогии, так и третья книга являются сплавом прозы и поэзии, лирики и драматизма.
Книга о том, как непросто быть ребёнком и, одновременно, захватывающе интересно! О том, как жизнь и судьба лепят из ребёнка нестандартную личность. О том, что в детстве нет мелочей, и самое крошечное событие может явиться «ключиком» ко многим загадкам взрослой души…Действие в повести разворачивается одновременно в двух временах — прошлом и настоящем. Главная героиня повести, уже взрослая женщина, отправляется с дочерью-подростком в город своего детства — Оренбург. И оказывается, что Детство — оно никуда не ушло, оно не в прошлом, оно мистическим образом - здесь…Повесть написана ярким, образным языком, смешное и грустное на этих страницах - рядом.Книга адресована всем неравнодушным родителям.
Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.
Эта необычная по жанру книга, посвящённая психологическим проблемам семьи, читается как увлекательная повесть. На реальном житейском материале здесь рассматриваются отношения между детьми и родителями. Особенное внимание уделено сложностям воспитания детей с большой разницей в возрасте. Читатель найдёт здесь множество ситуаций из современной жизни, осмысление которых помогает творческому человеку ориентироваться в лабиринте семейной педагогики.Мария Романушко – автор нескольких стихотворных книг, а также повестей и рассказов, посвящённых детству и творчеству (“Наши зимы и лета, вёсны и осени”, “Побережье памяти”, “Не прощаюсь с тобой”, “Карантин” и пр.).
Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.
Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.
«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.