Карантин - [40]
Я гладила её щёки Пушистиком, а она, вся замерев, вслушивалась в ласку, и тянулась щёкой к гномику, и даже жмурилась от блаженства… По её лицу блуждала очарованная улыбка… Я смотрела на эту девочку и удивлялась тому, какая она родная, и понятная мне… Господи, я люблю её. Я любила её всегда – и вот мы встретились…
Ксюша стояла рядышком. И, мне кажется, испытывала то же, что и я. Я чувствовала с ней полное единство.
– А что ещё с ним можно делать? – спросила Женечка.
У неё удивительно открытый, приветливый взгляд и лукавая улыбка. А на левой щеке, когда улыбается, – симпатичная ямочка…
– Ещё его можно класть с собой спать. Под подушку, или рядышком.
– Вот здорово! – засмеялась Женечка.
Ей ужасно мешала чёлка, свисающая до кончика носа, и ей приходилось без конца откидывать назад голову, чтобы выглянуть на свет Божий сквозь частокол волос.
– Женечка, хочешь, я тебя подстригу?
– Нет.
– Только чёлку, хочешь? Тебе сразу станет всё видно.
– А… чёлку? Хочу! – она засмеялась. Смех у неё такой заразительный, как будто смеётся самый счастливый на свете ребёнок.
“Девочки, у вас тут есть ножницы?” – “Нету”.
– Я сейчас принесу! сама! я сама! – говорит Ксюша.
– Нет, миленький, ножницы принесу я. А ты побудь здесь, с девочками, ладно?
И… Ксюша осталась!
Я вернулась с ножницами. Девочки играли шариками…
“Женечка, а где твой гребешок?” – “У меня нет гребешка”. – “Ну, расчёска”. – “У меня нет расчёски”. – “Ладно, будем стричься без расчёски”.
Я подстригла ей чёлку. Открылось личико. Умненький лоб. Она крутила головой и смеялась: “Ой, даже шея теперь не болит! Вы меня расколдовали!”
Я держала в руках светло-каштановые мягкие прядки – точь-в-точь как у Ксюши! – и мне было жалко с ними расставаться…
“Лисичка, Лисичка!… – шептала мне на ухо Ксюша. – Давай им ещё что-нибудь подарим!” – “Давай”.
– Девочки, мы сейчас вернёмся.
Прибежали к себе в палату. Насыпали мешочек семечек и орешков. Ксюша ещё решила подарить девочкам пёстренький смешной шарик – с носом.
– Ксюнёк, а давай им по картинке прикнопим над кроватками?
– Давай!
– Видала, какая у них страшная палата?
– Видала… – она по-взрослому вздохнула.
Она стала быстро-быстро перелистывать большую “вырезальную” книгу. Нашла и вырезала три яркие картинки: цыплёнка, петушка и куриную семейку. “Пусть каждая выберет, кого захочет”, – сказала Ксюня.
И мы опять отправились к девочкам. Они встретили нас с ещё большим восторгом. Я почему-то была уверена, что Женечка выберет семейку. Так и случилось. Мы накнопили над кроватками картинки, девочки ликовали, особенно наша Женечка. Она как-то сразу стала НАШЕЙ. Яна и Олеся тоже милые, славные, но главное действующее лицо здесь, конечно, Женечка. Такая энергетическая пружина. Магнит. Где она – туда оборачиваются все лица, туда устремляются все взгляды.
– Но-о-оуз тебе! – сказала Ксюня и пощекотала Женечкин нос смешным носом пёстрого шарика. Обе засмеялись. Вот для чего ей понадобился этот нелетающий шарик! Ей хотелось КОНТАКТА! Хотя бы опосредованного – через шарик, через этот “ноуз”.
Положили на тумбочку мешочек с угощением, девчонки с удовольствием запустили в него свои пятерни. И… тут же в палате возник татарчонок Серёжка. Поразительно! Как он чует? Обоняние у него такое острое, как у зверька, что ли?
Он уставился на Женечку, ползающую по палате на коленках.
– А ты чё?… ходить не умеешь, что ли? – громко и как-то ужасно грубо, высокомерно спросил он.
Мне показалось, что все вздрогнули от его вопроса. Я взяла его за ухо и молча вывела из палаты.
Вернулась. И опять полетели над нашими головами разноцветные шарики, и было так весело, так весело, так весело!… Лица всех четырёх девчонок сияли. И я давно не чувствовала себя такой счастливой, как в этот вечер… А Ксюнечка подбегала то к одной девочке, то к другой и щекотала их носом своего пёстренького смешного шарика, приговаривая: “Ноуз тебе! ноуз тебе!” И все смеялись…
Какой аутизм, Господи? Ничего такого нет и в помине! Веселится вместе со всеми, принимает шарики, и отбивает. И радуется тому, что всем радостно! И хочет, чтобы было ещё лучше, ещё радостнее…
А может, и был аутизм – да весь вышел?
Или вышел только на сегодняшний день?…
Поживём – увидим.
Удар ладошкой по шарику! – “Женечка, лови!” – Удар! – “Яна!” – Удар! – “Олеся!” – Удар! – “Ксюша!”
– Вашу дочку зовут Ксюша, да? – говорит Женечка. – А папа у неё есть?
– Есть.
– И у меня есть! Моего папу зовут Гоша. Георгий. Моё отчество – Георгиевна.
– Очень красивое отчество.
– Правда?
– Правда.
Удар! удар! Женечка на коленках передвигается очень быстро и ловко отбивает шарики. Три шарика радостно порхают по палате. То и дело залетая в ловушку: в маленькую кровать с решеткой. И девочки с хохотом их оттуда выуживают…
Господи, как весело, как светло и легко на душе! Давно так не было…
Очень нам не хотелось уходить от девочек.
“А вы к нам завтра придёте?” – спросила Женечка.
– Конечно, придём! Обязательно.
Поздно вечером позвонила из ординаторской Гавру и попросила принести для Женечки расчёску.
…На следующее утро, едва проснувшись, Ксюша сказала: “Давай пойдём к девочкам опять!”
Но нужно было дождаться обхода. А после обхода мы обычно ходим на прогулку.
Первая книга трилогии «Побережье памяти». Москва, конец шестидесятых – начало семидесятых годов. Молодая девушка из провинции оказывается в столице. Книга о том, как не потеряться в толпе, как найти себя в этой жизни. И вместе с тем – об удивительных людях, помогающих определить свою судьбу, о великой силе поэзии, дружбы и любви.
Отрочество. И снова предельная искренность, обнажённость души. Ценность и неповторимость каждой жизни. Мы часто за повседневными заботами забываем, что ребёнок – не только объект для проверки уроков и ежедневной порции нравоучений. Чтобы об этом задуматься, очень полезно прочитать эту книгу.Воспоминания подобраны таким образом, что они выходят за рамки одной судьбы, одной семьи и дают нам характерные приметы жизни в нашей стране в 60-е годы. Те, кому за 50, могут вспомнить это время и узнать здесь свою жизнь, свои переживания и вопросы, на которые в то время невозможно было найти ответы.
Третья книга трилогии «Побережье памяти». Рассказ о рождении сына, о радостях материнства. О друзьях, поддерживающих героиню в жизненных испытаниях. О творчестве, которое наполняет жизнь смыслом. О том, как непросто оставаться собой в мире соблазнов и искушений. Книга о вере и любви.На страницах романа читатель встретит замечательных людей: Юрия Никулина и Евгения Долматовского, отца Александра Меня и отца Дмитрия Дудко, Ролана Быкова и многих других… Как и два предыдущих романа трилогии, так и третья книга являются сплавом прозы и поэзии, лирики и драматизма.
Книга о том, как непросто быть ребёнком и, одновременно, захватывающе интересно! О том, как жизнь и судьба лепят из ребёнка нестандартную личность. О том, что в детстве нет мелочей, и самое крошечное событие может явиться «ключиком» ко многим загадкам взрослой души…Действие в повести разворачивается одновременно в двух временах — прошлом и настоящем. Главная героиня повести, уже взрослая женщина, отправляется с дочерью-подростком в город своего детства — Оренбург. И оказывается, что Детство — оно никуда не ушло, оно не в прошлом, оно мистическим образом - здесь…Повесть написана ярким, образным языком, смешное и грустное на этих страницах - рядом.Книга адресована всем неравнодушным родителям.
Вторая книга трилогии «Побережье памяти». Волнующий рассказ о людях семидесятых годов 20 века – о ярких представителях так называемой «потаённой культуры». Художник Валерий Каптерев и поэт Людмила Окназова, биофизик Александр Пресман и священник Александр Мень, и многие, многие другие живут на этих страницах… При этом книга глубоко личная: это рассказ о встрече с Отцом небесным и с отцом земным.
Эта необычная по жанру книга, посвящённая психологическим проблемам семьи, читается как увлекательная повесть. На реальном житейском материале здесь рассматриваются отношения между детьми и родителями. Особенное внимание уделено сложностям воспитания детей с большой разницей в возрасте. Читатель найдёт здесь множество ситуаций из современной жизни, осмысление которых помогает творческому человеку ориентироваться в лабиринте семейной педагогики.Мария Романушко – автор нескольких стихотворных книг, а также повестей и рассказов, посвящённых детству и творчеству (“Наши зимы и лета, вёсны и осени”, “Побережье памяти”, “Не прощаюсь с тобой”, “Карантин” и пр.).
Книга знакомит читателя с жизнью и деятельностью выдающегося представителя русского еврейства Якова Львовича Тейтеля (1850–1939). Изданные на русском языке в Париже в 1925 г. воспоминания Я. Л. Тейтеля впервые становятся доступными широкой читательской аудитории. Они дают яркую картину жизни в Российской империи второй половины XIX в. Один из первых судебных следователей-евреев на государственной службе, Тейтель стал проводником судебной реформы в российской провинции. Убежденный гуманист, он всегда спешил творить добро – защищал бесправных, помогал нуждающимся, содействовал образованию молодежи.
Григорий Фабианович Гнесин (1884–1938) был самым младшим представителем этой семьи, и его судьба сегодня практически неизвестна, как и его обширное литературное наследие, большей частью никогда не издававшееся. Разносторонне одарённый от природы как музыкант, певец, литератор (поэт, драматург, переводчик), актёр, он прожил яркую и вместе с тем трагическую жизнь, окончившуюся расстрелом в 1938 году в Ленинграде. Предлагаемая вниманию читателей книга Григория Гнесина «Воспоминания бродячего певца» впервые была опубликована в 1917 году в Петрограде, в 1997 году была переиздана.
«Дом Витгенштейнов» — это сага, посвященная судьбе блистательного и трагичного венского рода, из которого вышли и знаменитый философ, и величайший в мире однорукий пианист. Это было одно из самых богатых, талантливых и эксцентричных семейств в истории Европы. Фанатичная любовь к музыке объединяла Витгенштейнов, но деньги, безумие и перипетии двух мировых войн сеяли рознь. Из восьмерых детей трое покончили с собой; Пауль потерял руку на войне, однако упорно следовал своему призванию музыканта; а Людвиг, странноватый младший сын, сейчас известен как один из величайших философов ХХ столетия.
Эта книга — типичный пример биографической прозы, и в ней нет ничего выдуманного. Это исповедь бывшего заключенного, 20 лет проведшего в самых жестоких украинских исправительных колониях, испытавшего самые страшные пытки. Но автор не сломался, он остался человечным и благородным, со своими понятиями о чести, достоинстве и справедливости. И книгу он написал прежде всего для того, чтобы рассказать, каким издевательствам подвергаются заключенные, прекратить пытки и привлечь виновных к ответственности.
«Пазл Горенштейна», который собрал для нас Юрий Векслер, отвечает на многие вопросы о «Достоевском XX века» и оставляет мучительное желание читать Горенштейна и о Горенштейне еще. В этой книге впервые в России публикуются документы, связанные с творческими отношениями Горенштейна и Андрея Тарковского, полемика с Григорием Померанцем и несколько эссе, статьи Ефима Эткинда и других авторов, интервью Джону Глэду, Виктору Ерофееву и т.д. Кроме того, в книгу включены воспоминания самого Фридриха Горенштейна, а также мемуары Андрея Кончаловского, Марка Розовского, Паолы Волковой и многих других.В формате PDF A4 сохранен издательский макет книги.
Это была сенсационная находка: в конце Второй мировой войны американский военный юрист Бенджамин Ференц обнаружил тщательно заархивированные подробные отчеты об убийствах, совершавшихся специальными командами – айнзацгруппами СС. Обнаруживший документы Бен Ференц стал главным обвинителем в судебном процессе в Нюрнберге, рассмотревшем самые массовые убийства в истории человечества. Представшим перед судом старшим офицерам СС были предъявлены обвинения в систематическом уничтожении более 1 млн человек, главным образом на оккупированной нацистами территории СССР.