Карантин - [48]

Я так долго ждала, я так упорно звала, я так сильно жаждала его, что он не смеет ослабеть и дрогнуть в решающую минуту, этого я бы ему не простила. Сколько бы ни прошло лет и в скольких руках мне ни довелось бы побывать, я не устану его ждать от зари до зари, во сне и наяву, в памяти и в бреду. Теперь же все для меня трын-трава, простейшее заполнение мучительного антракта, бледная немочь перед воскресением. Как я устала от всего этого! Но в ожидании чуда мне не остается ничего другого. Когда же он явится, наконец, мой герой, моя заблудшая лапушка! Может быть, он — это усач из ресторана или аферист-неудачник, седой партнер по застолью, или этот постоянно пьяненький капитан с васильковыми глазами и блуждающей улыбкой на детских губах? В нем что-то есть, в этом капитане, что-то брезжит у него в глубине зрачков, словно свет через темную занавесь, будто фосфор со дна колодца. Может, он и есть Одиссей, путешествующий сквозь самого себя в преддверии родного берега? Я хочу и его, но станет ли это встречей в отличие от того, что было раньше? Но почему бы, в конце концов, не попробовать, чем черт не шутит, и сладкий бред обернется былью? Вдруг он-то и скажет мне свое несравненное: «Здравствуй, это я». И я отвечу ему: «Здравствуй». И еще: «Я — жду». И пусть рушится Троя и мир следом за нею, содрогаясь и скрипя под нами! Мы вдвоем возродим жизнь на земле и начнем историю заново. Где бы я ни находилась, с кем бы я ни была, какое бы имя ни носила, я, твоя Пенелопа, всегда стою у моря в ожидании твоей ладьи. Ты слышишь меня. Одиссей? Я — жду. Аминь!

XXXIV

Приходя в себя, Мария как бы оттаивала после ледяного беспамятства, в ушах еще звучал знакомый голос, но действительность уже возвращялась к ней, заполняя ее животворным сознанием окружающего мира: глухо гудел за окном полдень, спала больная, с противоположного дивана на нее в упор смотрел Иван Иванович.

— Что это было, — с трудом выдавила она, — сон, бред, галлюцинация?

— Скорее приблизительный слепок с вашей жизни, Мария. — Он не сводил с нее глаз. — Правда, под рукой у меня оказался благодарный оригинал.

— Вы дьявол.

— Увы, нет.

— Кто же вы?

— Скорее — что.

— Так что же?

— Этого нельзя определить словом.

— А как?

— Доверием.

— То есть?

— Вам надо поверить в меня.

— А точнее?

— Вы не должны бояться меня.

— Я вас не боюсь.

— Может быть, я употребил не то слово, но не будем придираться к словам. Суть в другом. Я ваш друг, и это должно определить ваше отношение ко мне. Что бы я ни делал, я делаю ради вас и Бориса.

— Зачем?

— Это моя маленькая тайна, моя личная идея фикс, так сказать. Но пусть она останется только моей.

— Вы странное существо, если вообще — человек.

— Это лишь кажущаяся странность. На самом деле все во мне до смешного обыкновенно. Просто душа моя оказалась способной вместить в себя полную меру людского страдания и откликнуться на него. Поверьте, я не совершаю никаких чудес. Моя единственная заслуга в том, что я умею вовремя помочь человеку сосредоточиться в самом себе и тогда вы обретаете способность слушать и видеть себя со стороны, проникать в суть вещей и явлений, приобщаться к другому, запредельному миру. Очищающая мистика, вытекающая из умело поставленной педагогики. Вы удовлетворены?

— В какой-то мере. Где вы были раньше?

— Ждал часа.

— Он пробил?

— Я здесь.

— Почему именно мы?

— Вы — это только начало.

— Что же будет?

— Будет любовь.

— Снова?

— Впервые.

— А после?

— Будет свет.

— Для всех?

— Сначала для вас.

— Мы будем счастливы?

— Это больше, чем счастье.

— Что же это?

— Спасение.

— За что?

— Этого не знаю даже я.

— Что станется с ней? — Мария кивнула в сторону спящей. — Она дождется?

— У нее еще есть время.

— Она страдает.

— Ей зачтется.

— А сейчас?

— Сейчас? — Осторожно, кончиками пальцев он прикоснулся ко лбу актрисы. Та мгновенно, словно по волшебству, ожила, веки ее расклеились, губы дрогнули в полуулыбке. — Как вы себя чувствуете?

— Голова… болит.

— Это естественно. — Иван Иванович предельно серьезен. — После такого приступа!

— Я, кажется, бредила? — брезгливо морщится она. — У меня холера?

— Бог с вами, голубушка, какая еще холера! — Снисходительно посмеиваясь, он достал из жилетного кармана облатку и протянул ей. — Обыкновенное отравление или, в худшем случае, дизентерия. Вот вам таблетка левомицетина и будьте, как говорят, здоровы.

— Это правда?

— Как то, что я перед вами. Что бы вы хотели сейчас?

— Прежде всего я хочу выпить.

— Нет ничего проще, — можно было подумать, что Иван Иванович вынул этот флакон прямо из ничего, так мгновенно тот появился у него в руке. — Хлебните, это чистый коньяк.

— Как в сказке! — она сделала несколько судорожных глотков, и вскоре глаза ее блаженно увлажнились, лицо пошло розовыми пятнами. — Жить еще, оказывается, можно.

— Вполне! — Иван Иванович встал и несколько театрально раскланялся. — Думается, я становлюсь здесь лишним. В случае необходимости можете не искать, я объявлюсь сам. Итак, до встречи!..

— Шикарный тип, — определила актриса, едва за ним задвинулась дверь. — Я его еще в прошлый раз заметила. Вы давно с ним знакомы?

— Только что.

— Не темните.

— Какой смысл?