Карандаш надежды. Невыдуманная история о том, как простой человек может изменить мир - [8]

Я был как в невесомости. Этого не может быть!

«Мы наверняка пойдем ко дну, – думал я. – И я ничего не могу сделать. – Я почувствовал, что начинаю паниковать. – Но за что? Разве для этого я здесь? Чтобы сгинуть посреди океана?» Я закрыл глаза, спросил об этом высшую силу, которой всегда молился, и меня охватила волна спокойствия.

Я был абсолютно уверен, что мой час не пробил. Это было ни на что не похожее чувство. Раньше такого никогда не было. Внезапно я четко понял, что мне предстоит сделать на этом свете нечто больше, чем исчезнуть в пучине. «В 21 год погиб в океане» – не про меня. Не будет бдений при свечах и стипендий моего имени. Я пока не знал, в чем именно мое предназначение, но неожиданно понял, что, во-первых, оно существует, а во-вторых, я его еще не исполнил. Уверенность, что я выживу, пришла так же быстро, как мысль о смерти.

Теперь оставалось придумать, что делать.

Я опять посмотрел в иллюминатор и увидел противника. Мы находились в северной части Тихого океана, почти в тысяче километров от берега, зимой и яростно боролись с волнами. Понятно, что переохлаждения не избежать. Из тренировок отложилось в памяти, что, если придется покинуть корабль, надо надеть теплую одежду с длинным рукавом. Чтобы сохранить тепло, я быстро надел университетские баскетбольные штаны и толстовку с капюшоном. В эту минуту в каюту ворвались мои друзья – Дэйв и Рид.

Дэйв был очень набожным парнем, сыном пастора. Рид родился в Техасе, был настоящим джентльменом-южанином. Джарет – возвратившимся к вере христианином из Стиллуотера в Оклахоме. Поэтому я очутился не просто в компании братьев по оружию, а в настоящей рыцарской дружине.

– Снаружи у всех истерика, люди собираются в кружки и молятся, думают, что мы все погибнем, – выпалил Рид.

Они с Дэйвом заявили, что наш долг – во что бы то ни стало оставаться сильными и вывести остальных по лестнице на пятый и шестой ярусы.

– Что бы ни случилось, – сказал Рид, – надо сохранять присутствие духа и всем видом показывать, что мы победим. Люди будут искать в нас поддержку, поэтому, как бы плохо ни было, обязательно старайся выглядеть невозмутимым.

Перед тем как выйти в хаос, я переоделся в тонкую шерстяную толстовку с длинным рукавом и светлые штаны, которые оказались в багаже. Чтобы выжить, мне придется плыть, а удержаться на плаву в легко промокающей тяжелой одежде невозможно.

Я посмотрел в зеркало и задрал майку. На груди была татуировка. За два года до этого я написал над сердцем слова «Ани маамин» – древнееврейское «Я верю» – в зеркальном отражении, чтобы правильно читать их каждый день в зеркале. Это первые слова Символа веры. В нем говорится, что, если в этой жизни поступать правильно, наградой будет искупление в мире грядущем. Делая татуировку, я отдавал дань вере, ведущей человека через самые черные минуты, но теперь моя вера в высшую силу по-настоящему стала единственной надеждой.

«Ани маамин». Я повторил эти слова, молясь хранящим меня силам, а потом вышел из каюты навстречу панике.

Мы вчетвером разошлись по своим пунктам сбора, чтобы помочь другим подняться наверх. Корабль бросало все яростнее. Когда люди были в относительной безопасности, я нашел уголок на шестом этаже, сел и прислонился к лифту. Студенты искали пары и крепко обнимались, надеясь, что удвоенный вес поможет удержаться во время качки. Я держался рядом с Джаретом и Ридом и сцепился руками со стоявшей рядом девушкой. Слева от меня член команды начал раскачиваться как под гипнозом, сжимая Библию в одной руке и четки в другой. Ему было за сорок и он служил на MV Explorer много лет. Если даже он так испуган, дело и правда плохо. Я закрыл глаза и потер буквы на груди.

Бим-бом!

Говорил капитан Базз. Он сообщил, что нам придется выдержать шторм и команда делает все возможное, чтобы восстановить управление остановившимися двигателями. Он не упомянул о том, что подал сигнал бедствия береговой охране и спасение уже в пути.

Пока мы ждали дальнейших указаний, крики, молитвы и плач все не смолкали. Я расположился вне обеденного зала. Пытаясь удержаться на ногах, студенты хватались за столбы, поручни и друг за друга и надеялись, что судно не перевернется. Корабль кренился с боку на бок, почти параллельно воде. По полу столовой со зловещим скрежетом перекатывались осколки посуды, ножи и вилки. Не знаю, что было страшнее – понимание того, что мы отданы на милость океану, или иллюминаторы, в которых в зависимости от крена появлялись то вода, то тучи.

Через несколько часов группа студентов решила придумать, как выбраться из западни. Мы знали, что надо спустить шлюпки, но шлюпбалки[11] были снаружи. К ним вели деревянная дверь и мостик в три метра шириной, огороженный крепкими леерами[12]. Может, если как следует в них вцепиться, получится добраться до шлюпки? Кто-то предложил попробовать. Моряк приоткрыл дверь, и тут же жестокий ветер распахнул ее настежь.

– Закрой! Закрой ее! – завопили студенты.

В этот момент корабль резко накренился на нос, и мы поднялись в воздух. Внизу, как раскрытая пасть, болталась дверь. За ней ревел океан. Люди начали скользить к проему, к ледяной воде. Крики стали еще громче.