Карандаш. История создания и другие подробности - [52]

Очевидно, мастеру, который захочет делать карандаши высшего качества, потребуется много денег, чтобы закупить запас графита и дать ему время на вызревание…[251]

Пока настоящий камберлендский графит был в изобилии и стоил недорого, его можно было без проблем покупать и хранить с целью улучшения качества; когда ранее купленные партии становились пригодными к использованию, мастер пополнял запас. Но когда первосортный графит исчез из продажи или начал продаваться по запредельно высокой цене, а другие крупные месторождения еще не были открыты, вероятно, у многих возникло искушение делать карандаши с «несозревшим» графитом, а также маркировать лейблом «настоящий английский графит» те карандаши, которые не содержали этого ценного материала.

Другие изготовители-мошенники использовали более «изощренную технологию» и делали грифели даже не из графита, а из его подобия. Эти заменители могли представлять собой смесь графитового порошка или пыли с серой, глиной или другими добавками: качество могло быть лучше или хуже в зависимости от ингредиентов и технологий. Таким образом, к середине XIX века покупатели английских карандашей, как и их собратья в Америке и на континенте, начали сталкиваться с проблемой подделок и брака. Однако убывание запасов графита привлекало не только беспринципных торговцев, обещавших покупателям лучший карандаш за меньшие деньги, но также изобретателей и инженеров (из числа работавших в карандашном производстве и со стороны), которые стремились создать более совершенный карандаш примерно так же, как они создавали бы более совершенный мост — и не всегда дешевый.

К середине XIX века конкуренция среди производителей карандашей распространялась через континенты и океаны, и в такой атмосфере летом 1851 года в лондонском Гайд-парке планировалось провести Великую выставку промышленных работ всех народов. К этому событию было приковано внимание всего мира, и среди многих торжеств, сопутствовавших выставке, выделялась знаменитая регата, которую стали называть Кубком Америки. Но регата была лишь одним из действ, подчеркнувших тот факт, что Великая выставка стала водоразделом мирового технического развития, конкуренции, а также глобализации производств и торговли. Все последующие всемирные выставки отныне давали участникам возможность с гордостью продемонстрировать промышленные достижения и национальную культуру, похвалиться новой продукцией, разработками и планами — такова была парадигма.

Хрустальный дворец, построенный специально для размещения Великой выставки, блеском затмевал экспонаты. Возведение столь огромной и величественной временной конструкции в середине XIX столетия весьма соответствовало историческому моменту. Великая выставка последовательно, экспонат за экспонатом, демонстрировала союз науки и мастерства, которого инженерия достигла всего за восемь десятилетий со времени первого издания Британской энциклопедии. Если тогда джентльмены из Шотландии не видели никакой связи между мастерством и наукой, то теперь эти контакты были настолько всеобъемлющими, что общество, казалось, могло с одинаковым интересом разглядывать алмаз и кусок угля. Сто тысяч экспонатов были представлены на площади около семи гектаров под прекрасной крышей Хрустального дворца, и предполагалось, что посетители выставки не смогут осмотреть все за один раз[252].

Путеводитель Роберта Ханта, «бедекер» по бесконечным выставочным милям, начинал с южного входа в Хрустальный дворец, расположенного под огромными электрическими часами и ведущего в поперечный неф[253]. Книжка обращает внимание гостей то на одну, то на другую диковинку, созданную на стыке мастерства и науки, и дает комментарии к самым выдающимся экспонатам — одним из них была модель моста Британия. В действительности именно посещение строительной площадки этого моста в северо-западной части Уэльса подсказало Джозефу Пакстону идею конструкции Хрустального дворца, и он набросал ее на промокательной бумаге. Мост был спроектирован Робертом Стивенсоном, и смелое использование им новых конструктивных решений и материалов в столь крупных масштабах, без сомнения, вселяло в Пакстона оптимизм, когда он работал над огромным дворцом, который предстояло построить и оборудовать для выставки в рекордно короткие сроки. Один только вид дворца и находившихся в нем сокровищ, несомненно, приводил посетителей в восторг, но при этом предполагалось, что экспонаты будут не только развлекать, но и образовывать. Например, описание многочисленных моделей и рисунков мостов предварялось следующим пояснением: «Мы предлагаем внимательно вникать в детали, когда речь идет о столь важных вопросах, и попытаемся… дать общее описание того, как строятся мосты большой протяженности»[254].

После этого менее чем в трехстах словах читателю объяснялась суть сопромата, на изучение которого современные студенты-второкурсники обычно тратят учебный год, предварительно прослушав курсы физики, матанализа и инженерной механики. Однако автор путеводителя викторианской эпохи полагал, что читатель способен следить за ходом его рассуждений, в которых фигурировали термины вроде слова «деформация», и для этого было достаточно оснований, поскольку в контексте все, должно быть, выглядело очень понятно. Автор не ждал, что читатели начнут делать расчеты или давать предсказания относительно прочности того или иного моста — эти вопросы оставались в ведении инженеров, хорошо знавших математику и расчетные формулы; он просто надеялся, что читатели смогут представить и осознать сложность расчетов, выполняемых инженерами во избежание обрушения мостов. Небольшой эксперимент, который автор предлагает проделать своим читателям, — отличный способ сделать абстрактное понятие «поперечной деформации» вполне осязаемым. Неплохо повторить его самостоятельно: продемонстрированные принципы лягут в основу проверки качества карандашных стержней в годы, последовавшие за Великой выставкой, когда во всем мире усилилась конкуренция карандашных производителей.