Каракумы. 45° в тени - [2]

— Что вы предлагаете? — помолчав, осторожно спросил Мирзоев.

— Предлагать должны вы, — сказал Самарии и включил селектор: — Наташа, соедините меня с туркменским Газпромом.

— Минутку…

…В кабинете Нуры Довлетова, возглавлявшего туркменский Газпром, шло заседание.

— Следующий вопрос у меня к главному инженеру проекта, — говорил Довлетов. — Ваша фамилии…

— Мнацаканян, — подсказал главный инженер проекта.

— Что же вы… дорогой товарищ, — он не решился повторить фамилию, — людей подводите? Сколько еще будет поправок к проекту? Такое впечатление, будто вы умышленно резину тянете.

— Масса проблем, — стал оправдываться Мнацаканян. — От любой скважины до сборного пункта газ держит температуру не ниже ста градусов. Никакая изоляция долго не выдержит.

— Можно подумать, вы вчера об этом узнали… Какое все-таки существует мнение по поводу изоляции на этих высокотемпературных участках?

— Этим вопросом занимается институт. Но пока что нет утешительных результатов, — сказал Проскурин — управляющий трестом «Туркменгазстрой».

— Товарищ…

— Мнацаканян, — напомнил главный инженер проекта.

— Так вот, уважаемый товарищ, мы не можем находиться в состоянии невесомости, — сказал Довлетов. — Мы работаем на земле, а не в космосе.

— Я как раз сегодня звонил в Саратов, — сказал Проскурин. — Там предлагают попробовать американский метод изоляции. У них особая пленка…

Прозвучал приглушенный телефонный сигнал, замигала лампочка. Нуры Довлетов снял трубку:

— Довлетов слушает.

— Самарин тревожит.

— Какой Самарин?

— Из Совмина, с вашего позволения.

— Простите — не ожидал, — смутился Довлетов.

— Ничего, ничего, — сказал Самарин. — Ответьте мне на одни вопрос: есть ли севернее Карамургаба газовые месторождения?

— Крупных — нет, — ответил Довлетов. — И пока что геологи ничего нам не обещают.

— Благодарю вас…

…Самарин положил трубку, поднялся, подошел к карте.

— Далеко получается — шагать через всю пустыню…

Он нажал кнопку, и вместо карты всей страны на экране появилась карта Туркмении — зеленые островки плодородной земли терялись среди желтых песков Каракумской пустыни, одной из самых больших на планете.

Солнце стояло в зените, иссушая и без того сухой сыпучий песок. Это время, когда все живое стремится укрыться от его лучей — в норы, в жалкую тень худосочных растений, поглубже в песок. Иначе сгоришь, погибнешь, каракумское солнце не знает пощады.

Сморило жарой отару, сморило ишака и пса, дремавших возле кибитки.

Довлет-ага большой деревянной ложкой размешал в ведре квашеное верблюжье молоко — чал и налил его в два бурдюка, связанных между собой. Бурдюки водрузил на ишака. Остаток выплеснул из ведра в алюминиевую миску, стоявшую возле кибитки.

Пес Акбай встал, потянулся и принялся жадно лакать из миски.

— Эх, старый ты стал, — сказал чабан. — Спина вон совсем провалилась.

Псу, как видно, не понравились слова хозяина, он недовольно посмотрел на него.

— Ладно, ладно, — сказал Довлет-ага. — Я тебя не боюсь, а другие не видят.

Он ударил ишака ладонью и пошел рядом с ним, направляясь в ту сторону, где виднелись вагончики строителей.

…Несмотря на изнурительную жару, строители продолжали работать. Сваренные плети труб висели в воздухе, удерживаемые трубоукладчиками. Одну из них очищали, вторую, уже очищенную, покрывали клеем, наматывали на неё изоляцию. Чуть поодаль экскаваторы прокладывали траншею.

Довлет-ага подошел к прорабской.

— Спасибо. Ваш отец стоит рядом, хочет поговорить.

В обмен на микрофон, протянутый Юсупом, Довлет-ага дал подержать ему свою чабанскую палку.

— Сынок, — откашлявшись, произнес он.

— Салам-алейкум, — послышался голос Нуры. — Как вы живете? С матерью, наверно, совсем не видишься?

— Да, очень редко бываю дома, — признался отец.

— Мама обещала приехать к нам, а не едет. Дети ждут, спрашивают, когда бабушка в Ашхабад приедет.

— Она без меня не любит ездить, — не без гордости ответил Довлет-ага. — Нуры, я вот что хотел сказать: ты вырос в пустыне и должен знать, что днем не работают в Каракумах.

— Да, я знаю. В это время теряется тридцать процентов работоспособности. Но лучше потерять тридцать, чем все сто.

— Ему про людей говоришь, а он…

Довлет-ага вернул Юсупу микрофон, забрал свою палку, вышел.

Сев на ишака, он потихоньку пустился в обратный путь. Акбай еще немного подремал у прорабской, потом встал и неохотно поплелся за своим хозяином. Трудно дышится старому псу в полуденный зной. Пасть открыта, алый язык едва не касается обжигающего песка.

Приземлившись, АН-2 поднял облако пыли. На бортовом ЗИЛе подъехал Оразгельды. С помощью пилотов и прибывшего пассажира он перетащил из самолета в кузов машины продукты, запакованные в мешки и ящики, подписал квитанции, пожал на прощание пилотам руки. Потом вместе с прилетевшим парнем сел в кабину и покатил к поселку строителей.

— Тебя как зовут? — спросил он новенького.

— Халык.

— А меня Оразгельды. Правильно сделал, что к нам приехал. Второго такого крупного месторождения в Каракумах нет. Ты сам откуда?

— Из Ашхабада.

— А я отсюда.

Начальник участка Юсуп Бердыев сидел за столом, подсчитывал что-то на калькуляторе.

В кресле возле рации дремал радист.