Каракалла. Иисус Навин - [11]

Наконец брат и сестра дошли до кладбища. Они еще не могли проложить себе путь к длинному ряду домов, где помещались бальзамировщики. Перед ними стояла непроницаемая толпа людей, и Мелисса, задыхаясь, попросила брата дать ей отдохнуть одну минуту.

Ее до глубины души волновало все, что она видела и слышала на пути, однако же у нее не выходила из памяти цель ее ночного путешествия сюда. Она помнила, кого она ищет здесь и что она должна во что бы то ни стало освободить брата от мечты, помрачившей его ум.

В этой давке, среди бушующей толпы, едва ли было возможно думать о том спокойном самоуглублении, в котором она находилась утром при посещении могилы матери вместе с отцом, и пленительное чувство свободы, которое так ярко вспыхнуло в ее душе перед тем, отступило далеко перед возраставшею тревогой и тоскливым желанием обычного спокойствия в тихом уголке.

Что, если здесь она встретится с отцом?

Увидав при свете факелов, приглушенных пылью, какую — то высокую фигуру, похожую на фигуру отца, она потащила брата за ларь какого — то торговца, продававшего фруктовую воду и другие прохладительные напитки. Отца следовало поберечь от беспокойства, которое она чувствовала сама относительно его любимого сына, Филиппа. Кроме того, она знала, что если старик найдет ее здесь, то тотчас же уведет домой.

Теперь нужно было подумать о том, где они могут встретить Филиппа.

Как раз возле них стояли лавки торговцев, продававших кушанья и напитки всякого рода, цветы и венки, амулеты и листы папируса с написанными на них странными заклинаниями для здоровья тела и спасения души умерших людей. Один звездочет, предсказывавший по положению планет дальнейшее течение жизни, выставил на возвышенной эстраде большие доски и инструмент, которым он, точно луком, нацеливал в созвездие, и его раб, сириец, под аккомпанемент пестро расписанного барабана, громко выкрикивал, что в состоянии сделать его господин. В закрытых шатрах можно было купить разные волшебные средства, которые, распоряжениями власти, было запрещено выставлять открыто на продажу: начиная от любовного напитка до жидкости, которая при умелом употреблении ее могла превратить свинец, серебро и медь в золото. Здесь старые женщины предлагали испытать фракийские или другие чары, там важно расхаживали взад и вперед разные чудодеи в остроконечных колпаках и длинных пестрых мантиях, выдававшие себя за жрецов какого — нибудь подземного божества.

Люди всяких наречий и племен, населявших побережье Средиземного моря и Северную Африку, шумно сталкивались друг с другом.

Позади домов бальзамировщиков была невообразимая давка. Здесь проходили жертвоприношения на алтарях Сераписа, Изиды и Анубиса, там — нужно было приложиться к священному систруму Изиды, далее — сотни жрецов совершали торжественные обряды, и вокруг них собралась половина тех, которых празднество в честь мертвых привлекло в некрополь. Около полуночи здесь начались также и мистерии, и посетители могли видеть драматическое представление жалоб Изиды и воскресение ее умерщвленного супруга Озириса. Но ни здесь, ни у лавок, ни на самом кладбище, где многие семейства пировали при свете факелов и проливали на землю возлияния для душ усопших, Александр не надеялся найти брата. Мистерии различных товариществ тоже не могли привлечь Филиппа. Александр довольно часто присутствовал на них со своим другом Диодором, который никогда не пропускал шествия в Элевзис, говоря, что уверенность в бессмертие души приобретается единственно посредством мистерий Деметры.

Дикое беснование сирийцев, которые в религиозном экстазе изувечивали самих себя, и тому подобное внушало отвращение Филиппу как нечто грубое и варварское. В этом смешанном столкновении культов, в этом праздновании в честь столь разнообразных богов, из которых один был враждебен другому, или, еще чаще, сливаясь с ним в одно, Мелисса задавала себе вопрос, к кому обратиться ей в своем горе.

Ее мать охотнее всего приносила жертвы Серапису и Изиде. Но с тех пор, как Мелисса, во время ее болезни, напрасно приносила жертвы этим божествам исцеления, и с тех пор, как в самом Серапеуме с нею случились вещи, еще и теперь вызывавшие краску стыда на ее щеки, она отвратилась от великого бога александрийцев. Хотя тот, кто оскорбил ее возмутительным предложением, был не более как жрец низшего разряда и уже умер, но она все — таки боялась, как бы не встретить его, и избегала храма, в котором он служил.

Мелисса была истинно александрийская девушка и с юных лет привыкла следить за философскими спорами мужчин. Поэтому она понимала очень хорошо уверение своего брата Филиппа, что он никоим образом не отвергает существования богов, но не имеет также основания и верить в них, так как размышление убеждает его, что человек не может знать наверное ни о чем вообще, а следовательно, и о божестве.

Поразительными доводами он опровергал также благость и всемогущество богов, разумность и целесообразность всего мироздания; и хотя Мелисса и восхищалась остроумием брата, но то, что пленяет только ум, не захватывая сердца, не побуждает женщину ни к чему великому, а менее всего — к решительному перевороту в жизни духа.