– Расстели одеяла и ложись. Я позабочусь о лошадях и приготовлю ужин.
Мэгги снова разозлилась, слыша столь повелительный тон, и хотя много часов мечтала лишь об отдыхе, все же не собиралась выполнять его приказы и противилась им, даже когда Такер говорил вполне разумные вещи. Но когда она соскользнула с седла, ноги буквально подкосились. У нее не осталось сил даже стоять, не говоря уже о том, чтобы спорить.
Такер мгновенно оказался рядом:
– Мэгги, как ты…
– Со мной все в порядке, – сухо отрезала она, отнимая руки, и вынудила себя выпрямиться:
– Просто споткнулась.
Такер отступил, подняв руки. Мэгги отчетливо ощущала, что он подсмеивается над ней. Может, она в самом деле слишком устала, чтобы сердиться?
Девушка отвернулась от Такера и, оттащив постельную скатку чуть подальше, быстро расстелила ее и почти свалилась.
Такер снял с седла флягу и принес Мэгги:
– Вот, напейся. И как следует. Завтра утром мы должны добраться до реки, о которой упоминал Дэвид.
На этот раз он не стал дожидаться, пока она выполнит его наставления, и, повернувшись, начал расседлывать коней.
Вода была теплой, но, по крайней мере, Мэгги с наслаждением ощущала, как струйка бежит по пересохшему горлу. Все еще держа флягу обеими руками, Мэгги наблюдала, как Такер растирает кобылу Гарри и поит ее из собственной шляпы.
Нужно немного отдохнуть, а потом она поднимется и пойдет готовить ужин. Не стоит быть слишком обязанной Такеру Бренигену.
Несколько минут спустя Мэгги крепко спала.
На следующее утро они наткнулись на могилу Дороти Эдамс. Имя ее было нацарапано на обломке камня, придавившего утоптанную землю. По могиле проехали фургоны, чтобы ни койоты, ни волки не смогли добраться до тела, и от этого место последнего успокоения Дороти выглядело еще более одиноким и убогим – как страшно быть похороненной в этой пустыне, в могиле, по которой прошлись копыта мулов и быков и колеса неповоротливых фургонов.
– Семь дочерей без матери, – вздохнула Мэгги, печально качая головой. – Какая несправедливость!
– Жизнь редко бывает справедливой.
Мэгги взглянула на бронзовое от загара лицо Такера, в глазах которого была видна скорбь.
– Джейку очень плохо придется без нее, – пробормотал Такер, надевая шляпу. Мэгги молча склонила голову.
Дальше, у Грин-Ривер, их ожидала другая могила, с именем миссис Конноли. Но, по крайней мере, эта смерть не была неожиданной, хотя печаль Мэгги от этого не уменьшилась. Сколько еще могил останутся на пути, прежде чем путешествие закончится?
Морин вышла за круг, образованный фургонами. Она смотрела на уходящую вдаль дорогу. Кроваво-красный свет восходящего солнца заливал вершины осин и сосен, придавая окружающему пейзажу потусторонний вид.
– Они скоро догонят нас, – заверил подошедший Дэвид, инстинктивно угадав, о чем она думает.
– Прошло уже десять дней с тех пор, как мы покинули их. Как, по-вашему, Мэгги…
Она не могла заставить себя произнести эти слова вслух.
– О нет, она выживет, эта девочка отличается стойкостью и упрямством. Готов поспорить на последний доллар, что она жива и здорова.
– Если она погибнет, это убьет Такера, – вздохнула Морин. – Он ведь любит ее.
– Знаю.
Рука Дэвида обвила плечи Морин, и она склонила голову ему на грудь.
– Так же, как я люблю вас.
Она, конечно, все знала, но Дэвид никогда не говорил этих слов вслух, и Морин думала, что уже никогда не дождется признания… и спрашивала себя, уж не придется ли ей удовлетвориться тем, что она чувствует его любовь сердцем. Но сейчас волна счастья охватила женщину. Дэвид принадлежит ей!
– Морин, я уже немолод и не так много могу вам предложить. Я человек необразованный, и не имею понятия о жизни, которую вы вели раньше, знаю только, что встретил леди. Настоящую леди. Старый бродяга вроде меня… Конечно, я не могу сравниться с джентльменом вроде Бренигена. И, наверное, не имею права говорить вам подобные вещи.
Он откашлялся и смущенно замолчал.
Морин подняла голову и отодвинулась от Дэвида, чтобы суметь разглядеть его лицо. Действительно, настоящий гигант. Глубокие морщины – свидетельство тяжелой жизни – перерезают лоб и щеки. Но в изгибе губ, в искрящихся голубых глазах кроется доброта. Морин мягко улыбнулась, стараясь успокоить его сомнения.
– Дэвид Фостер, вы хотите сказать, что предлагаете мне руку и сердце? – спросила она.
Он действительно покраснел, или это восходящее солнце бросает розоватые отблески?
– У меня нет дома с тех пор, как умерла Эмили. Я всегда в пути. Не сидится на одном месте. Понимаете?
Морин понимала больше, чем подозревал Дэвид.
– Да, – просто ответила она.
– Не уверен, что смогу вести нормальную жизнь. Для такой женщины, как вы, это, должно быть, ужасно неловко. Не умею говорить правильно, да и манеры как у медведя.
– Дэвид…
– И я даже не знаю пока, чем смогу зарабатывать на жизнь, если уйду на покой. Всегда собирался стать фермером в Орегоне, да так и не смог… после того, как умерли Эмили и ребенок. Впрочем, не знаю, если я стану фермером, удастся ли мне сводить концы с концами. Кроме того, не очень-то это завидная доля – быть женой фермера.
Морин положила руку на его плечо: