Капли корсара - [22]

Иван распахнул окно, из которого в комнату ворвался пропитанный лесными запахами воздух. Поудобнее устроившись на кровати и нацепив на нос очки, он открыл книгу, но читать не стал, а тупо уставился в потолок, вновь размышляя о Григории. Гришку он знал с первого класса…

Утром нарядили Ивана в серую, пахнущую магазином, школьную форму, перекрестили и, вручив букет цветов с соседского огорода, отправили в первый класс трехлетки. Первоклашек долго собирали и строили по парам в школьном дворе. Рядом с Иваном поставили худенького Гришку гордо держащего огромный букет разноцветных гладиолусов. На первой же перемене мы с ним подрались, но тут же помирились и в знак примирения Гришка достал из своего новенького портфеля огромное яблоко и протянул его мне. Вот так и началась наша дружба с моего разбитого носа и Гришкиного красного яблока. Ивану показалось, что даже и сейчас он улавливает этот яблочный запах.

Порывом ветра рвануло фрамугу, и она хлопнула о стену со звуком пистолетного выстрела. Иван вздрогнул и с заколотившимся сердцем, подскочил на койке. — Фу ты черт. Ветер, это просто ветер. Иван поправил фрамугу, и задержавшись у окна, с любопытством арестанта, начал разглядывать санаторные окрестности. Приближающаяся осень дарила последние краски. Разбитые вокруг корпусов многочисленные клумбы и клумбочки пестрели разноцветными астрами. От центрального фонтана лучами разбегались аккуратные дорожки, уводившие в санаторный парк, шумевший березовой листвой. То тут, то там шаркая ногами по асфальту и опираясь на трости, прогуливались пациенты. Еще секунда и глаза Ивана встретили колючий взгляд Шнайдера, сидевшего, на скамейке около фонтана. Иван не испугался, и даже махнул рукой в знак приветствия. — Уж не меня ли поджидаешь — произнес и для убедительности потыкал себя в грудь указательным пальцем, одновременно качая головой. В ответ Шнайдер улыбнулся и точно так же, как Иван закивал. — Сейчас я выйду, подожди.

— Прогуляемся — без предисловий предложил Шнайдер, и взяв Ивана под руку, не спеша направился в сторону парка.

— Вижу, даже не удивлен моим появлением. Ждал что ли, а Иван Сергеевич? — начал Михаил.

— Нет Миш, не ждал и если честно то немного удивлен. Насколько мне помнится, когда мы с тобой расставались, ты не обещал вернуться, да и не припомню я твоей любви к посещению сирых и убогих — Иван говорил спокойно так, словно решил поболтать со старинным другом.

— Шутишь. Ну, ну. Мне кажется, — поддержав тон Ивана, заговорил Шнайдер, — что вы уважаемый не совсем понимаете в какую историю вляпались. Шутить оно конечно хорошо, когда знаешь с кем, — Михаил остановился и грубовато, за руку притянул к себе Ивана. Пойми Ваня я не тот с кем просто так проходят шутки, и поверь, я тебе не угрожаю, я тебя просто информирую, для твоего же блага, надо заметить.

— Шучу, говоришь, — Иван огрызнулся, резко отдернул руку и развернувшись к собеседнику лицом заговорил глядя прямо в Мишкины глаза. Какого черта тебе от меня надо Миша, лучше скажи? Что ты все крутишь и намекаешь? Мне, ваши с Гришкой полунамеки уже поперек печени сидят. Из-за ваших разборок я чуть не подох, а ты мне тут про истории сказки рассказываешь. Один приперся, восемь лет не видел и еще столько бы не видеть. Тоже все какую-то околесицу порол, кстати, и тебя поминал. Прикатил на час, ничего не объяснил и на тот свет отправился, а я тут разгребай. Так, что все вопросы туда, — и Иван ткнул указательным пальцем в небо.

— Меня вспоминал говоришь? — оживился Шнайдер — и чего говорил Григорий Алексеевич?

— Да ничего. Сказал, если тебя найдет когда-нибудь Мишка Шнайдер, то отдай ему часы и всучил мне их. На кой черт я их взял? — сам себя спросил Иван.

— И все? — Шнайдер смотрел на Ивана, пытаясь увидеть что-то в его глазах.

— Все, все, нет, не все. Объясни лучше, что происходит — теперь Иван в свою очередь пристально посмотрел на Шнайдера.

— Ни чего особенного Вань не происходит. Если все так, как ты говоришь, то живи себе спокойно и забудь обо всем. Так будет лучше. Это мой дружеский совет, но вот если…

— Боже, опять намеки. Ну, хватит, я не мальчик, — Иван явно кипятился. — Что если? Жить мне осталось два понедельника, так что пошел ты Миша со своими если. Бывай, — и Иван, развернувшись, медленно, шаркающей походкой направился в санаторный корпус.

Наблюдая за удаляющимся Иваном, Шнайдер, отметил, что выглядит Иван, действительно, крайне неважно… "Может и на самом деле не врет, — подумал он, а может…"

С того дня, как Иван оказался на больничной койке, его начали мучить вопросы и не только о Гришке и его смерти, а скорее о жизни и смерти вообще. Что есть за той чертой и для чего мы в этом мире? Ответов естественно не находил, но настойчиво пытался разобраться. Времени теперь было предостаточно, и смотря на медленно падающие капли в системе, он вдруг понял, что его жизнь это просто череда событий, абсолютно не зависящих от него. Вот после таких раздумий он и попросил Оксану принести ему Библию, что до крайности ее напугало. Не смотря на то, что Иван вырос в еврейской но православной семье, где днем могли петь "Хава Нагилу", а вечером крестились перед иконами Святых, он всю свою жизнь оставался равнодушным к какой либо из религий. Может в первую очередь потому, что за всеми церковными обрядами он видел только внешнюю сторону, не пытаясь постичь сути. Правда, однажды в Иерусалиме, когда он, как и многие из новоиспеченных обитателей исторической родины, тупо глазел на храм Гроба Господня, в его душе что-то шевельнулось и зазвучало словно старинные напевы. Стоя на каменных плитах, тех по которым когда-то прошел ОН, Иван почувствовал облегчение и желание прикоснуться к невидимому миру, манящему его из глубины веков. Вот тогда он и стал время от времени читать святые писания и пытаться проникнуться смыслом древней истины.