Капли корсара - [20]

— Разнежился, растянулся как котяра на солнышке — как гром среди ясного неба, прозвучал голос Семеныча. Не ждал? Вижу, не ждал. Ну, это мы сейчас поправим — гремел Семеныч, обнимая удивленного, сброшенного, словно с небес на землю, Ивана. Разговор у меня, вот и приехал к тебе за тридевять верст… Думал он тут болеет, а он как барсук сало копит — не унимался Семеныч. Вот и отдохнул, подумал Иван, как-то не очень весело посмотрев на егеря.

— Может я вас, зря побеспокоил Иван Сергеевич? — перейдя на официальный тон, но с поддевкой в голосе спросил Семеныч. Может это ко мне приезжал Григорий Алексеевич? — начиная интриговать, продолжал егерь. Может, это моего друга убили? — сказал, резко замолчал и в упор посмотрел на Ивана чем-то внезапно раззадоренный Семеныч.

— Ну, хватит разводить свои антимонии — раздражаясь, выпалил Иван, и только сейчас до него дошел смысл последней фразы. Убили? Как убили, он же…

Вечерело. Прохладный ветерок приносил из окружавшего санаторий леса, запахи листвы и ощущение неясной тревоги. Поежившись от вечерней прохлады, Иван медленно побрел по примыкающей к санаторному парку аллейке. Семеныч давно уже уехал, а он, оставшись наедине со своими мыслями, все снова и снова вспоминает их сегодняшний разговор. Если принять во внимание, что местный судмедэксперт ни чего не напутал, то Григорий скончался в результате острой коронарной недостаточности, но как же понять слова Семеныча? Рассуждал сам с собой Иван. Конечно Семеныч человек со странностями. Одно только, что столько лет живет один в лесу о чем-то да говорит. Сегодня он рассказывал, что вечером перед смертью Гриша ничуть не походил на больного, но Семеныч не врач и мог не обратить внимания, хотя чего-чего, а этого ему не занимать. В своем лесу он замечает каждый надломленный кустик и примятую травинку… Собака у него вела как-то странно. Бывает. Бывает, наверное, и на собак нападает что-то вроде тревоги и тоски, а тут еще посторонний… Часы у Григория пропали после смерти, вот это как раз вопрос. Может, конечно, кто-то и из ментов позарился? Семеныч, правда, говорил, что утром часов на Гришке уже не было…. С другой стороны брать так уж деньги, тем более, что говорят у Гришки была ими набита целая сумка. Это тоже кстати вопрос. Зачем ему столько понадобилось? Да еще тащился с такой суммой через всю страну… Так мысленно разговаривая сам с собой Иван, дошел почти до конца аллеи, там где она делала резкий поворот в сторону корпусов санатория и по обочинам густо заросла кустами сирени. Вот бы весной сюда, когда сирень цветет…, но правее зарослей стоял человека явно поджидавшего его…

Мужчина в белом льняном костюме небрежно поигрывал березовой веточкой, отгоняя мошек, суетливо мелькающих в вечерних сумерках. Подождав, когда Иван с ним поравняется, он широко улыбнулся и сделал шаг навстречу.

— Добрый вечер, уважаемый Иван Сергеевич — произнес незнакомец, продолжая улыбаться.

День встреч, подумал Иван, внимательно всматриваясь в улыбающееся лицо.

— Не узнал, вижу, не узнал. Да время, конечно, прошло достаточно, но неужели я так сильно изменился. Раньше мне помнится у тебя с памятью Ваня, ни каких проблем не было — он говорил, пытаясь понять, действительно ли Иван его не узнал или ломает перед ним комедию.

— Мишка ты? — неуверенно спросил Иван, чуть отступив в сторону.

— Значит еще не все потеряно. Я это Вань, я, — Михаил еще шире улыбнулся и протянул Ивану руку. Удивлен? Или ждал?

Мысли Ивана понеслись с быстротой молнии. При слове ждал, он вдруг очень четко вспомнил слова Григория "если вдруг как-нибудь тебя разыщет Шнайдер, то ты меня не видел". Кажется, начинается, подумал Иван и решил потянуть время.

— Ждут, о ком знают и помнят, а ты как снег на голову свалился. Если б сам не подошел, я прошагал бы мимо, и не узнал, ей, ей не узнал бы — говорил Иван складно, но явно не уверенно, понимая, что Мишка это заметил и от его болтовни только еще больше лыбится.

— Ладно, Вань, хочется врать, ври, но пойми только одно, что я здесь по делу и мне некогда с тобой играть в кошки мышки — тон Михаила изменился. К тебе перед смертью заезжал Гришка Палвывчев. Заезжал?

— Ну, заезжал.

— Так вот, Григорий Алексеевич наверняка тебе передал то, что принадлежит только мне. Слышишь Ваня, мне.

— О чем это ты? — еще пытаясь играть, поинтересовался Иван.

— О флешке Ваня, о флешке. Надеюсь, она у тебя? Правда? — Михаил говорил, продолжая улыбаться.

— Не знаю, о чем ты говоришь, но если не шутишь, то никакой флешки Григорий мне не давал, — прежняя уверенность вернулась к Ивану, как только он заметил в словах Михаила явную не уверенность и желание услышать утвердительный ответ. Значит, наверняка не знает, а только догадывается, решил Иван. Можно попробовать…

— Часы, вот часы подарил, — и Иван демонстративно показал левое запястье, на котором были часы оставленные Григорием.

— Ну вот, а говорил, — обрадовано произнес Шнайдер, — я о них тебе и толкую. Понимаешь, Вань, дороги мне эти часы, как память, как память о Григории Алексеевиче.

— Неужели за часами приехал господин Шнайдер? Столько верст отмерил. И все, все из-за какой-то китайской безделушки? — Иван был в ударе. Играл как на сцене и чувствовал кожей, что у него все выходит.