Капка - [17]

- Домой.

У дворов снова завыла собака. Завыла протяжно, тоскливо.

- Шурк, а что ты такой печальный? И гулять не выходишь, и на гармони не играешь. У тебя что-нибудь случилось?

Шурка молчал.

- Скажи. - Я участливо притронулась к рукаву его рубашки.

Шурка резко повернулся, крепко схватил меня за плечи.

- Ты друг мне?

- Друг.

Он не мигая уставился в мои глаза.

- Врешь?

- Нет, нет... - испуганно прошептала я.

Шурка в злой улыбке перекосил рот, сморщился.

- А ну вас, все вы лживые. Ненавижу.

Он оттолкнул меня, сгорбился, тяжело зашагал к своему дому.

- Шурка!..

Я постояла и пошла следом за ним. Шурка сидел на крыльце, плакал.

* * *

Через два дня мы сдали последний экзамен. Закончили семилетку. Получили аттестаты и всем классом пошли в лес.

Шурка был по-прежнему мрачным.

Возвратившись домой, я узнала ошеломляющую новость. Зойка мне сказала:

- Розка выходит замуж.

- Ура!

Я запрыгала и закружилась по комнате.

- Ура! - Схватила Зойку в охапку, поцеловала ее, усадила на кровать: - Рассказывай.

- В воскресенье свадьба. Сегодня они в сельсовет ездили расписываться.

- Ездили уже?!

- Ага... Она в белом платье. Нарядная-нарядная! Красивая-красивая!

Говори, Зойка, говори. Наплевать мне теперь на нее. Будь она хоть трижды раскрасавица. В воскресенье свадьба...

- Шурка будет играть на свадьбе.

Я захохотала.

- Не станет он, Зойк, играть. Ни за что не станет.

Но я обманулась.

Шурка играл на свадьбе, отец заставил. Шурка играл, а отец пил.

Я тоже была на свадьбе. На завалинке стояла, в окошко глядела. Неинтересное гулянье получилось. И все, по-моему, из-за Шурки. Никогда бы не подумала, что можно одной гармонью превратить свадьбу в поминки.

Уж очень грустно играл Шурка. Поначалу песни военных лет:

С берез неслышим, невесом...

. . .

До тебя мне дойти нелегко...

. . .

Ты меня ждешь, и у детской кроватки тайком...

. . .

После этих песен старики, вздыхая, начали вспоминать, кто где когда воевал. Выпили за погибших товарищей, прослезились.

- Давай старинные! - крикнула бабушка Анисья.

И Шурка завел старинные.

Вот мчится тройка почтовая...

. . .

В низенькой светелке огонек горит...

. . .

Догорай-гори, моя лучинушка,

Догорю с тобой и я.

Бабка Анисья расплакалась. Склонила голову Шурке на плечо, всхлипывала и все бормотала:

- Ох, касатик, потешил! Ох, отвел душу! Давай еще, давай...

Под утро свадьба затихла. Мы с Зойкой заглянули в окошко. Батюшки!..

И на полу, и на стульях, и сидя за столом, и под кроватью, и на кровати - всюду спали гости.

На столе все перемешано. Селедка с вареньем, огурцы с молоком, капуста с холодцом, колбаса с брагой. На полу мусор: окурки, обрывки газет, скомканные платки.

Молодые сидели у подтопка на сундуке.

Розка плакала. Васька, муж, ее утешал:

- Брось! Еще день, и все это кончится.

А на улице захлебывалась гармонь. Шурка вовсю наигрывал веселые частушки.

Мальчишки пели:

Давай, тятенька родной,

Давай поделимся с тобой:

Тебе соху и борону,

А мне в чужую сторону.

Вдруг Шуркин голос громкий, задиристый:

По дороженьке пырей,

Последний раз иду по ней.

Больше, Шурка, не услышишь

Поговорочки моей.

На другой день я уехала в пионерский лагерь.

Я ждала этого дня. Ждала и с радостью и с болью, ведь я впервые уезжала из дома.

Утро было пасмурное, сыпалась туманная изморось.

К нашему дому подъехала машина.

- Агриппина, невесту давай!

Я вздрогнула и растерянно взглянула на маму. Сердце мое замерло в тревоге. Мне хотелось, чтобы мама меня не отпустила. Но мама поцеловала меня, торопливо сказала:

- Ну, с богом, не забывай нас. В обиду себя не давай.

- Я, мам, письмо пришлю.

- Пиши, ежели что...

Я забралась в кузов.

В окно, припав лбами к стеклу, угрюмо смотрели Нюрка, Мишка и Сергунька.

Я отвернулась, заплакала.

Куда я? Зачем?

- Стойте! Стойте!

Но шофер не слышал. Машина мчалась, пустынная, пахнущая дымом улица уплывала.

* * *

В пионерском лагере я должна была отдыхать двадцать четыре дня. Но прошла неделя, и на меня навалилась тоска.

По ночам мне все чаще и чаще снилась наша светлая, тихая деревенская улица. Снились мама, Сергунька, Мишка, Шурка. Даже наш поросенок приснился. Будто встал он по-собачьи передними ногами ко мне на грудь и тычется слюнявым пятачком в мой подбородок.

По вечерам, когда девчонки уходили на танцы, я забиралась с ногами на подоконник и смотрела на малиновый закат.

Где-то там, за холмами, наши поля, наша укрытая вязовыми лапами деревня.

Пригнали стадо. Хлопают калитки. Кричат белолобые ягнята. Пахнет парным молоком.

Домой!

Эта мысль пришла мне неожиданно.

Я соскочила с подоконника, закружилась по комнате.

Домой! Домой! Домой!

Присела к тумбочке, написала подруге записку.

"Женя, не сердись на меня. Я больше не могу, соскучилась - сил

нет. Я ушла домой. Скажи пионервожатой, чтоб меня не искали.

П и р о г о в а К а п а".

Спрятала записку под подушку, собрала чемодан и, не раздеваясь, легла в кровать, укрылась с головой одеялом.

Спать. А завтра чуть свет... Перед глазами дорога, дорога, дорога...

Первые солнечные лучи застали меня далеко от пионерского лагеря.

Я присела на чемодан отдохнуть. Вокруг колыхалась рожь. Вспорхнул жаворонок, пискнула мышь. Тишина.