Капитаны в законе - [96]

Да, да, именно так, и деваться некуда. Ведь кулаки гусляра, если вдуматься, мелочь, легкий укол стрелы, вскользь чиркнувшей по коже и оставившей на ней небольшую царапину, по сравнению с тем, что сделают с темником палачи Узбека. А что люди этого урусита или кто он там на самом деле, после его смерти непременно доставят проклятущую грамотку хану, можно быть уверенным. Коль он сумел столь изощренно состряпать свои небылицы, заставил подписаться под ними Азамата, исхитрился заверить подлинность слов сотника тремя мусульманами, один из которых мулла, в том, что грамотка окажется у хана, сомневаться не приходилось.

Но как бы ни требовал инстинкт самосохранения, а покоряться казалось чертовски обидно. Отвык Кавгадый от такого, давно отвык, и слезы бессилия потекли по его плоским жирным щекам, теряясь в редких волосках бороды.

– Да ладно, не переживай, – утешил его Сангре, философски заметив: – Жисть, она штука такая. Облажался – обтекай, не получается – всасывай. Лучше скажи, чего надумал. Мы с тобой договорились, или ты и дальше будешь Ваньку ломать, за неимением Маньки? Если так, то зря. – Он придвинулся поближе и, внезапно сменив тон, почти проворковал: – Тебе ж сейчас от жизни надо совсем другое: уважение младшего поколения, чистый степной воздух и спокойный размеренный быт в юрте для престарелых темников с манной кашей и приятным во всех отношениях тайским массажем.

– Чего ты от меня хочешь? – хрипло перебил его Кавгадый.

– А это уже деловой разговор, – оживился Сангре. – Итак, хоть ты и сукин сын, но я могу закрыть на это глаза при одном условии: ты станешь полезным сукиным сыном. То бишь откажешься работать на Юрия Даниловича и поможешь тверскому князю. Ну как? Помогаешь и отправляешься на ужин при свечах? Или гордо молчишь и тоже отправляешься, но на справедливый суд Узбека и прямо от него к Аллаху. А уж тот за твои поганые срамные дела непременно передаст тебя в лапы какого-нибудь большого волосатого и обуянного похотью шайтана. И сей шайтан, поверь, всенепременно попользует тебя в извращенной форме и во всех позициях, предписанных великой книгой любви Камасутрой.

– Ты сам шайтан! – выпалил Кавгадый и осекся в испуге, но Петр не обиделся.

– Возможно, но речь сейчас не обо мне, а о тебе. И учти, темник, – подхлестнул он его, стремясь не дать опомниться, – мое терпение, как штаны, может лопнуть в самое неожиданное время и в самом неожиданном месте, а уж тогда пеняй на себя. И с каким удовольствием я тогда передам грамотку хану, ты не представляешь. Мы сдали того фраера войскам энкавэдэ, с тех пор его по тюрьмам я не встречал нигде… – пропел он, с недоброй ухмылкой глядя на поникшего темника.

– Помогаю, – натужно выдавил Кавгадый, окончательно смирившись со своим поражением.

– Но помни, крыса степная, ежели на попятную пойдешь, я тебе буду делать за твое несуразное поведение очень стыдно. И не только стыдно, – предупредил Петр. – А прежде чем приступать к помощи, ты еще до продолжения судилища, подтвердишь свои добрые намерения, вернув тверскому князю триста гривен, которые у него выманил.

– И гривны тоже?! – жалобно охнул Кавгадый.

– Тю, на тебя, придурок! Нашел о чем сокрушаться, – искренне удивился Сангре. – Гривны – мусор, тебе вышак от хана маячит, уловил? Хотя правильно, не надо возвращать, отдашь их мне, – поправился он, подумав, что Михаил Ярославич чего доброго может и не принять серебро, а потому лучше он сам вернет его князю на обратном пути из Орды.

Кавгадый молча кивнул и заискивающим тоном поинтересовался:

– А когда я получу от тебя подлинную грамотку?

– За нее мы с тобой потолкуем позже, когда закончится судилище и в зависимости от его результатов. Но помни, если Ярославича сделают виноватым, это станет и твоим смертным приговором. Посему думай в первую очередь о том, как добиться того, чтобы тверского князя оправдали, а московский оказался по уши в дерьме.

Кавгадый помрачнел.

– Я не смогу. Ты слишком поздно приехал, гусляр, – честно сознался он. – Надо было раньше, а теперь все зависит от судей и будет так, как скажут беглербег, кади[41] и прочие. – И он виновато развел руками.

– Ой, ну шоб ты так жил, как ты прибедняешься, – возмутился Сангре, передразнив: – Не смогу. Видали придурка? Как гадить, так полными горстями, а исправить – щепотку зажал?! За такую непотребщину можно и зубы по морде разметать. Запомни, чучел, деваться тебе некуда, значит, должен смочь. И вообще, давай не усложнять будущее и сразу условимся: думать буду я, а ты – выполнять!

– A-а… что выполнять? – растерянно спросил темник.

– Научу, не сомневайся, – заверил Петр. – Я мно-огому научить могу, если скотина понятливая. И такому быдлу, как ты, разные знания в башку пинками вколачивать – для меня высший смак. А теперь к делу, но вначале кое-что уточним. Как я понимаю, именно ты заведуешь всеми процедурами на суде? – И, дождавшись утвердительного кивка, Сангре возликовал: – Вот и чудесно. Сделаешь так. Когда начнется следующее заседание… – Петр понизил голос почти до шепота. Втолковав, что ему нужно от Кавгадыя в ближайшее время, он устало вздохнул и поморщившись, поинтересовался: – Кстати, тебя никто не предупреждал, что летом в Поволжье шубы летом носить не нецелесообразно. От тебя так несет, что козел по сравнению с тобой – бочка духов шанель номер пять. Ты в каком веке последний раз свою степную пижаму менял, гамадрил безрогий? – и он устало махнул рукой. – Ладно, вали отсюда побыстрее, а за остальными инструкциями завтра приедешь.