Капитан - [29]

— Она женщина, — уточнил Юлиан.

Следует напомнить, что совсем недавно, на «Аларии», принцесса Геруна впервые почувствовала веревки. Значение этого обычая, физиологические изменения, связанные с ним, сильнейший эмоциональный удар — столь невыразимый, древний и таинственный, напоминающий о прошлом, намекающий на истину — таковы, что ни одна женщина не в состоянии забыть его.

Вечером в шатер принесли еду.

— Не ешь ее, — посоветовал Юлиан.

— В шатре принцесса, — возразил Отто, — вряд ли они хотят отравить ее.

Однако оба не знали, позволено ли Геруне принимать пищу в их шатре.

— Им незачем травить вас, — сказала Геруна.

— Почему?

— Они не из Империи, — усмехнулась Геруна.

— Сука! — крикнул Юлиан.

— Пес! — злобно отозвалась она.

Геруна лежала на боку на одеялах, опираясь на правый локоть и завернувшись в плащ. В темноте ее было трудно рассмотреть.

— Ты будешь есть первой, сука, — предупредил Юлиан.

Геруна отвернулась.

— Мне надо подкрепить свои силы, — объяснил Отто. Он ничего не ел уже два дня.

— Это не имеет значения, — произнесла Геруна.

— Почему ты так говоришь?

— Вы все равно пропадете.

— Откуда ты знаешь? — требовательно спросил Юлиан.

— У вас нет шансов, — горько проговорила она.

— Оружие будет незнакомым или воин непобедимым? — допытывался Отто.

— Нет.

— Тогда я не понимаю.

— Я попробую еду, — предложила Геруна.

— Давай, — усмехнулся Юлиан.

Глаза Геруны сердито сверкнули.

Отто зажег фонарь и повесил его на крюк под потолком шатра.

— Вероятно, тебе придется снять плащ, — проговорил Юлиан. — Тела рабынь хорошо выглядят при таком освещении.

— Имперский пес, — прошипела она.

— Ты голодна?

— Да.

— Тогда ешь, — велел Юлиан.

Он оторвал кусок хлеба с блюда, стоящего перед ним, и бросил его на одеяло возле Геруны.

— Ты швырнул мне еду, как будто я рабыня! — возмутилась она.

— Рабыни должны быть благодарны за такую милость, — заметил Юлиан.

— Ты всего лишь грязный раб вольфангов!

— Я — свободный гражданин Империи.

— А я — принцесса ортунгов!

— Так что вы предпочтете, принцесса — ползти ко мне и брать пищу из моих рук, как суках или подбирать ее языком с пола?

Геруна задрожала.

Обычно рабынь кормили именно так. Будучи рабынями, они считались более низкими существами, чем собаки.

Она потянулась за хлебом.

— Подождите, принцесса, — сказал Отто. Он поднял хлеб и протянул ей.

— Спасибо, господин.

— Она не рабыня, а свободная женщина, — сказал Отто Юлиану.

Юлиан внимательно наблюдал, как Геруна жует хлеб. Он брал кусочки еды поочередно с каждого блюда и протягивал ей.

Геруна ела, но лицо ее было хмурым.

— Мы немного подождем, — решил Юлиан. — Действие яда может наступить не сразу, к тому же принцесса могла принять противоядие.

— Пес! — выпалила принцесса.

— У нее могли выработать устойчивость к ядам, постепенно увеличивая дозы, — объяснил Юлиан.

Так часто поступали многие правители.

— Я не пила противоядие, — призналась принцесса.

Способ был весьма опасен — иногда дело заканчивалось неизлечимой болезнью и смертью человека, принимающего яд, и кроме того, польза от такой защиты была невелика ввиду разнообразия отравляющих веществ, имевшегося в распоряжении потенциальных убийц. Обычно предпочиталась комбинация противоядий в зависимости от проявленных симптомов. Конечно, в королевских домах за приготовлением пищи был установлен строгий надзор. При дворах имелись слуги, удостоенные почетной обязанности пробовать приготовленные блюда. Вопреки распространенному мнению, они были свободными людьми, зачастую опытными химиками или врачами. Они обладали обостренными чувствами вкуса и обоняния. Услуги этих людей ценились гораздо выше, чем услуги рабов или животных. Иногда, особенно в Империи, пробы пищи перед ее подачей на стол буквально подвергались химическому анализу. Несмотря на это, множество императоров умерло за обеденным столом. Любопытно добавить, что при дворах варваров этим вопросам уделялось очень мало внимания или совсем не уделялось. Варварские дворы обладали однообразным этносом, упорядоченным единством, органической целостностью племени и общины. Человека обычно окружали близкие люди, товарищи по оружию, так сказать, братья. Между собой их связывали прочные узы. Другое дело — в цивилизованном обществе, где человека окружали не родственники и товарищи, а настороженные, подозрительные чужаки, скопище корыстолюбцев, часто враждебные, конкурирующие группы, чуждые чести и традиций, многие из которых могли пойти на что угодно, лишь бы завоевать власть. Кроме того, в поселениях варваров обычно не встречалось ни лабиринта безымянных улиц, ни огромных толп, в которых можно было быстро раствориться, ища спасения или убежища.

В варварских общинах виновного находили почти сразу: охотники были хитры и беспощадны. Здесь склонялись к органичной, сложной иерархии, в которой каждая ступень жила в согласии с другой. Это очень сложные взаимоотношения, но никто и не требует забираться в их глубь. Просто было известно: с друзьями можно пировать, с чужаками есть опасно.

— Они могут убить нас хоть сейчас, если захотят, — заявил Отто. Он взял с блюда кусок мяса и, зажав его в обеих руках, начал рвать великолепными зубами, не нуждаясь в помощи ножа и вилки.