Капитан Михалис - [46]

Вендузос еле доплелся до дома да так и сел на пороге. Подбежали жена, дочери, подхватили его под мышки, уложили на диван, растерли оливковым маслом из святой лампады, окурили благовониями, накрыли кучей ковров и бросились за знахаркой – бабкой Фламбурьяреной: пускай поставит ему банки, что ли, а то ведь вон как его колотит, не ровен час, заболеет.

А капитан Михалис тем временем оседлал кобылу и заткнул за пояс кинжал с черной рукояткой. Во двор вышла жена, хотела было спросить, куда это он собрался в такую рань: мол, неплохо бы и о доме подумать, – но, увидев его лицо, испугалась. Капитан Михалис, заслышав ее шаги, обернулся.

– Ну чего тебе? – хрипло бросил он.

– Может, кофе сварить? – предложила кира Катерина.

– Попью в кофейне. Ступай в дом!

Она вернулась на кухню сама не своя. Риньо уже развела в очаге огонь и готовила завтрак.

– Видала? – в отчаянии проговорила мать. – Этот зверь опять кобылу оседлал, чует мое сердце, в турецкий квартал собрался… Его разве удержишь!

– Опять въедет верхом в турецкую кофейню! – с гордостью в голосе засмеялась Риньо.

Они помолчали, прислушались: кобыла, взбрыкнув, вылетела за ворота, и с улицы донеслось ее ржание.

– Ох, Господи, спаси и сохрани! – прошептала кира Катерина и перекрестилась.

– А как шуты-то улепетывали! – снова рассмеялась Риньо. – Я глядела на них из окна: замызганные все, ноги заплетаются, ну точно крысы! А отец ни чуточки не пьяный и плеткой их, плеткой!.. Да не вздыхай, мама. Разве ты хотела бы иметь такого мужа, как Вендузос или Бертодулос? Я б на твоем месте благодарила судьбу!

– Можно быть хорошим мужем и добрым хозяином, не выставляя себя на посмешище!

– Да, конечно, можно. – Риньо поджала губы. – Только мне не по нраву ни шуты, ни добрые хозяева, я бы хотела, чтоб мой муж был капитаном!

Капитан Поликсингис шел от родника Идоменеаса, а за ним тащился Али-ага с большой корзиной на плече. В корзине были свадебные подарки для Вангельо, племянницы Поликсингиса. Он с позавчерашнего дня все никак в себя прийти не мог – блуждал по улочкам, не ел, не пил, только курил и вздыхал, как больной буйвол. И ноги будто сами несли его к зеленым воротам. Он топтался возле ограды, привставал на цыпочки, думал: вот бы разбежаться да перепрыгнуть ее. Потом уходил и снова возвращался.

А чтоб никто ничего не заподозрил – пуще всего капитан Поликсингис боялся Блаженных, – он всякий раз заходил в турецкую лавчонку неподалеку и покупал то поднос, то миску, то кофейник, то чашки. Сначала он не знал, что будет с ними делать, а потом вспомнил: племянница Вангельо выходит замуж. Вот он и сложил всю эту посуду в корзину, навьючил Али-агу и отправился в квартал, где жила Вангельо по соседству с домом капитана Михалиса.

И только миновал он родник Идоменеаса, глядь – навстречу сам капитан Михалис верхом на кобыле. На запястье плетка намотана, а глаз не видно под бахромой платка.

Капитан Поликсингис от неожиданности застыл как вкопанный. Он знал, что в воскресенье с самого утра Михалис только начал свою пьяную неделю, и – вот тебе на! – нынче вторник, а он уж закончил пирушку и скачет в турецкий квартал… Поликсингис неодобрительно покачал головой. Когда-нибудь этот дьявол поплатится за свое безрассудство и накличет беду на весь город. И некому его утихомирить, ведь он ни Бога, ни черта не боится.

Капитан Михалис тоже издали приметил капитана Поликсингиса и недовольно сморщился. Он не любил соседа, считал его вертопрахом. Тому бы только побалагурить да за юбками увиваться – дрянь, а не человек!

Вот когда на Крите вспыхивали волнения, они с Поликсингисом сразу становились неразлучными друзьями, потому что оба были капитаны и горячие головы. Но едва наступал мир, эти двое переставали узнавать друг друга. «Дикарь, настоящий вепрь», – думал капитан Поликсингис. «Свистун, бабник», – думал капитан Михалис. Потому-то, увидев теперь Поликсингиса, он нарочно пришпорил кобылу, чтобы вихрем промчаться мимо.

А капитан Поликсингис, напротив, взглянул в горящие мрачной решимостью глаза капитана Михалиса и ужаснулся: вот сейчас натворит дел, так что христианам потом вовсе не расхлебать! Хоть и не лежит душа, а надо его остановить.

– Куда это в такую рань, капитан Михалис? – окликнул он и преградил всаднику путь.

– Отойди с дороги, капитан Поликсингис, затопчу. – Капитан Михалис гневно сверкнул глазами.

Но Поликсингис будто в землю врос посреди дороги, да еще развел руки в стороны.

– Заклинаю тебя, брат, не рискуй понапрасну, не растрачивай силу на пустяки! Помни: жизнь твоя тебе не принадлежит, она очень скоро может понадобиться Криту!

Никогда еще капитан Михалис не испытывал к своему соратнику такой неприязни, как в эту минуту. Вчера вечером Фурогатос выходил из подвала подышать свежим воздухом и успел перекинуться несколькими словами с женой Красойоргиса – от нее и узнал о последних приключениях капитана Поликсингиса в турецком квартале. Вернувшись к приятелям, он передал им все слово в слово. Капитан Михалис стиснул зубы – Фурогатос своей новостью будто нож вонзил ему в сердце, – но виду не подал.

А вот теперь не сумел сдержать себя капитан Михалис, аж побелел весь от ярости.