Капитан Мак - [46]

— Да, я хотел повесить капитана Мака, а сегодня я весь к услугам дона Руиса и Мендоза.

— Ну вот, опять!

— Мой любезный брат…

— Как, я теперь и ваш брат?

— Двоюродный, — подтвердил дон Фелипе.

— Ну, простите, это уж слишком!

— Да, немного, но все же это так, и я вам сейчас это докажу.

И с этими словами дон Фелипе сел.

— Вы что-нибудь знаете об обстоятельствах своего рождения?

— Совершенно ничего не знаю, — чистосердечно ответил Мак, — я — найденыш.

— Скажите лучше, что вы — потерянное дитя.

— То есть?

— Один человек, который был слугой в нашей семье, похитил вас в возрасте четырех лет. Впрочем, человек этот умер.

На конторке стоял ларец со стальным кованым замочком. Дон Фелипе взял его и отпер. В ларце лежала связка пергаментов. Испанец вынул их, развернул и разложил перед Маком.

— Вот бумаги, доказывающие ваше происхождение, — любезно сказал он.

Мак рассеянно пробежал их глазами.

— А кто мне докажет, — спросил он, — что эти бумаги принадлежат мне?

— Ей-богу, — сказал дон Фелипе, — дорогой кузен, моего слова, по-моему, достаточно.

— Да ну? — сказал Мак,

— Но посудите сами: все же, если вчера я хотел, чтобы вас повесили…

— Ах да, ведь верно!

— А сегодня называю вас своим кузеном… значит, произошли какие-то изменения.

— Все это хорошо и мило, — сказал Мак, — но здесь-то я как оказался?

— Разве вы не пили щербет в Шатле?

— Да… я что-то припоминаю.

— Так вот, в нем было снотворное.

— Так, и что же дальше?

— Вы уснули, и вас перенесли сюда.

— По чьему приказу?

— Моей сестры, доньи Манчи.

— Ага, прекрасно, теперь понимаю, — проговорил Мак.

— Ну, теперь наконец, — с улыбкой спросил дон Фелипе, — вы поймете, может быть, что вы и в самом деле дон Руис и Мендоза?

— А мне бы все же не хотелось отказываться от моего имени «Мак»!

— Вам так хочется, чтобы вас повесили?

— Ни в коей мере.

— А я клянусь вам в том, — сказал дон Фелипе, — что если бы Мак вернулся в Шатле, его бы немедленно повесили.

— Но почему?

— Потому что так угодно кардиналу.

Само слово «кардинал» было доводом, против которого не могло быть возражений.

— Ба! — заявил Мак. — Но если дело обстоит так, как вы говорите, и я не понравился кардиналу, так он распрекрасно меня прикажет повесить и под именем дона Руиса и Мендозы!

— Ошибаетесь… дон Руис и Мендоза в большой милости.

— У кого?

— У короля.

Мак удивлялся все больше и больше. А дон Фелипе продолжал:

— Король ведь любит испанцев.

— Да, я-то кое-что об этом знаю, — проворчал Мак.

— Месье, брат короля, то есть герцог Орлеанский, тоже любит испанцев.

— Ну и что же дальше? — спросил Мак.

— И все это потому, что испанцы не любят господина кардинала.

— Прекрасно.

— И Месье, брату короля, — а он сейчас в большой милости, — так вот, стоит только ему что-нибудь попросить у короля, как он тут же это получает.

— И что же он попросил?

— Место коменданта одного из королевских фортов.

— Для кого?

— Для любимого кузена доньи Манчи, дона Руиса я Мендоза.

— Дон Фелипе, — прервал его, нахмурившись, Мак, — у меня прекрасный характер, и я умею понимать шутки; но если вы сейчас же не прекратите эту шутку, то, клянусь вам, хоть у меня и отняли шпагу, я найду другую.

— А зачем?

— А чтобы проткнуть вас насквозь.

— Чума на вашу голову! — воскликнул дон Фелипе. -Однако, вы весьма недоверчивы, господин комендант форта Ла-Рош-Сент-Эрмель.

— Простите, как?

— Я сказал: Ла-Рош-Сент-Эрмель.

— А что это такое?

— Это форт в Пикардии, комендантом которого вы назначены.

— Я?!

— Да, вы. Смотрите сами.

И дон Фелипе ударил по колокольчику. В комнату снова вошел раззолоченный лакей.

— Где офицер монсеньора герцога Орлеанского?

— Уехал, — ответил лакей, — но оставил для дона Руиса этот пакет.

И подал на серебряном подносе большой свиток пергамента. Он был запечатан королевской печатью.

— Читайте, — сказал дон Фелипе.

Пергамент оказался патентом, составленным по всей форме, подписанным королем Людовиком XIII и скрепленным подписью Ришелье, на назначение дона Руиса и Мендозы комендантом форта Ла-Рош-Сент-Эрмель.

— Ну, так как? — спросил дон Фелипе.

— Ну, так я — не дон Руис, вот и все, — ответил Мак.

— Ваша милость ошибается, -раздался голос с порога, и портьера приподнялась.

— Сидуан! — воскликнул капитан.

— Нет, я больше не Сидуан, — заявил славный житель города Блуа, — я — Иниго.

— Что, что?

— Я говорю, что меня зовут Иниго, — сказал Сидуан. — У хозяина испанца и лакей должен быть испанцем.

— Как ты сказал?

— Иниго.

— Один слог отбрось, один добавь, немного переделай, и получится не-го-дяй, — сказал Мак.

— Благодарю покорно, — ответил Сидуан.

— Послушай, дурень, — произнес капитан, — подойди сюда, и имей в виду, что, если ты немедленно не разъяснишь мне все эти тайны, весьма смахивающие на розыгрыш, я разгневаюсь, и гнев мой будет страшен.

Сидуан подошел; двигался он торжественно, как и подобает испанцу, который гордится своими предками и своим великим соотечественником Сидом.

Сидуан немного приоделся: нельзя же получить наследство и ходить в старом камзоле. Но чтобы показать все свое уважение к покойному дядюшке, он обвязал правую руку траурной повязкой.

С тех пор как он связал свою судьбу с судьбой капитана, трактирщик превратился в настоящего военного.