Капитан - [20]

И завертелось!

Во время перехода к пирсу Сергеев собрал своих сверхсрочников, вместе подсчитали, разобрались: кто куда едет, где что получает. Как только ошвартовались, моряки, ведомые мичманами, бросились на склады получать провизию, имущество.

Через час машины пошли одна за другой, у борта «Амгуни» образовалась очередь. Грузились одним краном и вручную — по трапу: второй кран переносил торпеды. Мешки, ящики, бочки, коробки, опять мешки. Все это исчезало в трюмах как в прорве. Грузовики отъезжали и отъезжали пустые, а корабль даже не осел. Бездонный он, что ли? Все возбуждены. Мичманы, появляясь время от времени, докладывали, как о мировых рекордах, о получении сверхдефицитных грузов. Сергеев смотрел на них как на героев, но капитан-лейтенант Вересов — помощник командира, приземлял его восторги и четко ставил мичманов на место:

— Почему сурика получил на двести килограммов меньше? Почему фруктовые компоты только двух наименований?

Сверхсрочники спускали пар и, зажав под мышками папки с документами, бросались в снежную круговерть. И опять машины, прицепы, автофургоны… Самое главное сейчас — грамотно все распределить по помещениям и кладовым, чтобы не искать потом, где что. На палубах и трапах живые ручьи. Необходимо, чтобы эти ручьи текли каждый по своему руслу, нигде не пересекаясь.

Разгрузили достаточное количество машин, а в кладовых забиты только углы.

Постепенно люди стали уставать, ритм спал… Вот тут-то и сказал свое слово помощник командира корабля Игорь Вересов. Капитан-лейтенант.

Он невысокого роста, весь кругленький, лысый, в прошлом мастер спорта по боксу, с очень симпатичным лицом. Один из лучших штурманов флота. Прямой, вспыльчивый, требовательный, говорит, что думает, невзирая на то, кто передним — подчиненный или начальник. До Высшего военно-морского училища с отличием окончил Нахимовское. На Тихом океане уже двенадцать лет. Узлы вяжет лучше любого боцмана. Может ночью разбудить половину офицеров, чтобы указать на непорядки в их хозяйствах. Большой шутник. Умеет и любит поддержать компанию. Женат. Когда рассказывает о детях, сам похож на пятилетнего. Жена полная противоположность — медлительная, стройная, красивая женщина. Воспитывает троих детей. Двое от первого мужа.

На погрузке Вересов был везде. Казалось, он летал по кораблю: где шуткой, где окриком, где действием, а где лихим соленым словцом помогал, заставлял, приказывал:

— Разве это загрузка, орлы-соколики?! Загрузки еще не было! — слышался его голос с кормовых трапов, по которым моряки таскали мешки с мукой.

— Тоже мне, мореманы! — доносилось сквозь рев ветра со шкафута, где моряки пытались кран-балкой поставить на кильблоки только что доставленный с завода командирский катер.

— Загрузки еще не было, это так, семечки! — гремел он на юте. — Подумаешь, загрузили продовольствие! Семечки! Скоро боезапас начнем грузить, вот действительно будет работка!

К вечеру пошел боезапас. Все остальные службы прекратили погрузку.

Сначала грузили главный калибр. Палуба что каток: моряки ступают осторожно, ведя локтями по штормовым леерам.

Работа!

Все как-то серьезнее стали. Чем-то потусторонним веяло от неторопливых неразговорчивых офицеров, руководивших погрузкой снарядов, казалось, стояли они у черты иного мира…

Река стальной смерти втекала в погреба бесшумно, скоро и ладно. Все, кто видел ее, кто стоял на ее извивах и перекатах, стали старше и строже, даже Вересов притих. С каждым снарядом, опущенным в погреба, все дальше уходило от них детство, житейские треволнения, все прежние, пустячные, в общем-то, дела… А машины все подходили и подходили. Четко. Одна за другой. По мере разгрузки. Ни одна не стояла у борта лишней минуты. И в этой жутковатой четкости угадывалась та строгая и непреложная жизнь, которой теперь уже с первых предпоходовых часов они обязаны были жить, повинуясь не только силе командирского приказа, но и голосу собственной совести, чувству ответственности за судьбы тех, кто остается на берегу.

Почти каждый из экипажа уже знал, что такое труд, представлял цену трудовой копейки, и многие понимали, что сейчас грузят на корабль не только снаряды главного калибра, но и телевизоры, детские коляски, холодильники, магнитофоны, которые можно было бы сделать, если бы не надо было точить эти угрожающе тупорылые, отливающие в лучах прожекторов болванки.

Потом пошел боезапас калибром поменьше. Его грузить было легче, веселее. После предыдущих грузов кассеты зенитных автоматов казались елочными игрушками.

Командир приказал готовить второй ужин. Сергеев пришел на камбуз снять пробу. Вахту нес мичман Кононович, старший кок-инструктор. Самый молодой из сверхсрочников в службе «С». Служить ему до демобилизации осталось считанные месяцы, но он продолжал ревностно исполнять свои обязанности.

— Как дела, Володя? — усталым голосом спросил Сергеев. Кононович вздрогнул, вышел из задумчивости.

— Вы знаете, товарищ лейтенант, лучше уж наши грузы таскать, чем эти чушки. Нет, с нашим ассортиментом повеселее…

После двухчасового отдыха пошли машины с имуществом и продовольствием. И опять Вересов порхал на палубах и трапах.