Капитан и Враг - [22]
– Мне это не нравится. Это же просто невыносимо, – сказала мне как-то Лайза. – Нечестно. Ведь такой уговор был только между ним и мной. Когда так звонят, я думаю… может, на этот раз… и все не он. Мне иногда кажется, что этот условный звонок – единственное, что нас вообще связывало. – И, следуя велению долга, добавила: – Кроме тебя, конечно.
Потом несколько месяцев денег не было и писем тоже. По счастью, владельцу дома отказали в разрешении снести его, как он намеревался, и он нехотя сдал три верхние комнаты вместе с мебелью, так что Лайза получала чаевые и могла кое-что заработать. В противном случае на ее жалованье сторожихи мы бы не жили, а лишь существовали бы впроголодь.
Перебирая сейчас письма Капитана, я вспомнил, как к нам вдруг пришло письмо с испанской маркой и штемпелем местечка на Коста-Брава. Капитан прислал тогда небывало крупную сумму – чек швейцарского банка на три тысячи фунтов, – и я вспомнил, как испуганно вскрикнула Лайза:
– Какой ужас! Что он наделал? Они же схватят его. Засадят в тюрьму на годы и годы.
В ту пору у нас с Испанией не было договора о выдаче преступников, и если не что другое, то, во всяком случае, это обстоятельство спасло Капитана от такой участи.
Я обнаружил это письмо наверху в одной из пачек и прочел его сейчас впервые. Судя по дате, оно прибыло незадолго до того, как я ушел от Лайзы и стал работать учеником репортера в местной газете, получив это место, несмотря на мой юный возраст, благодаря удачному описанию одного странного события, которого на самом деле никогда не было. Возможно, внимание редактора привлекло название моей вещицы – «Попался, который кусался». Мне было страшновато: а вдруг редактор проверит источник, на который я безо всяких оснований ссылался, но я хорошо рассчитал время – газета как раз шла в набор и редактору не терпелось поместить эту историю в выпуск до того, как она появится под крупными заголовками в таких гигантах, как «Мейл» или «Экспресс». До этого случая я был достаточно наивен и разделял убеждение Лайзы, что газете важнее правда, чем читательский интерес, но мой успех помог мне избавиться от наивности.
Я отправился к Лайзе сообщить добрую весть о том, что получил работу, – весть тем более, на мой взгляд, добрую, что я так лихо смошенничал (вот это, я считал, Капитан одобрил бы), – и обнаружил ее на кухне с письмом, которое я сейчас держал в руке.
Хотя Лайза велела мне уничтожить письма, я не собирался этого делать – во всяком случае, до тех пор, пока их не прочту. Конечно, когда я в следующий раз приду к ней в больницу, я заверю ее, что «даже из конвертов не вынимал – швырнул прямиком в печку». При этом вины я за собой не чувствовал. Таким сделали меня эти двое. И я имел право знать моих творцов.
"Дорогая Лайза, – читал я, – опустив письмо в почтовый ящик, я снова уеду, как только смогу. В Испании стало нынче много хуже, поэтому я перебираюсь в те места, куда всегда хотел поехать, в тот вольный край земной, где правит справедливость и где человек может нажить состояние без труда и хлопот, так что, скорее всего, пройдет какое-то время, прежде чем я снова напишу, а письма, очевидно, пойдут долго, так что не волнуйся, я в полной боевой форме, но уж очень мне тяжело думать, что ты по-прежнему год за годом живешь в этом жалком подвале. Пора бы Джиму найти себе работу и как-то помогать. Пожалуйста, используй этот чек и подыщи себе жилье получше. Хотелось бы мне послать тебе более крупную сумму, но надо оставить себе на поездку и на устройство, хотя я думаю, там, куда я еду, на это не потребуется много времени. Как только я устроюсь, я сообщу тебе номер почты, куда писать до востребования, и, клянусь, очень скоро пришлю чек на более крупную сумму, чтобы ты могла приехать ко мне туда, где я поселюсь. Я скучаю без тебя, и ты нужна мне, Лайза, все эти осколки лет без тебя были ужасны, я иногда не могу спать по ночам – так о тебе тревожусь. Твои письма мало что мне говорят. Ты ведь не из тех, кто жалуется, даже когда этот Сатана причинил тебе боль. Поверь, теперь мы уже скоро будем вместе. Ну а Джим, если захочет, может, конечно, поехать с тобой. Мне бы не хотелось, чтобы ты путешествовала одна. Скажи ему, я уже слышу колокольчики идущих мулов – он поймет, что я имею в виду.
Твой Капитан.
P.S. У меня выпадают волосы. Скоро стану совсем сферообразным. Со мной всегда так, когда тебя нет рядом".
Я заметил, что слово «любовь» по-прежнему отсутствовало, и, черт бы его подрал, что он хотел сказать этим «сферообразным»? Вернувшись к себе, я заглянул в словарь и обнаружил: «похожий на шар»! Наконец-то я добрался до смысла хоть одного из тех выражений, которые Капитан любил употреблять.
Лайза не показала мне тогда этого письма, но я и сейчас помню – хотя прошло столько лет, – как увлажнились ее глаза, когда она получила чек, и как она сказала мне чуть ли не с отчаянием:
– Он пишет столько ерунды. У меня нет времени на все эти глупости.
– У тебя такой несчастный вид, – сказал я ей. – Что – плохие вести?
– Да нет, просто я лук резала. Что это он написал, будто слышит колокольчики мулов?
Идея романа «Тихий американец» появилась у Грэма Грина после того, как он побывал в Индокитае в качестве военного корреспондента лондонской «Таймс». Выход книги спровоцировал скандал, а Грина окрестили «самым антиамериканским писателем». Но время все расставило на свои места: роман стал признанной классикой, а название его и вовсе стало нарицательным для американских политиков, силой насаждающих западные ценности в странах третьего мира.Вьетнам начала 50-х годов ХХ века, Сайгон. Жемчужина Юго-Восточной Азии, колониальный рай, объятый пламенем войны.
Грэм Грин – выдающийся английский писатель XX века – во время Второй мировой войны был связан с британскими разведывательными службами. Его глубоко психологический роман «Ведомство страха» относится именно к этому времени.
Роман из жизни любой секретной службы не может не содержать в значительной мере элементов фантазии, так как реалистическое повествование почти непременно нарушит какое-нибудь из положений Акта о хранении государственных тайн. Операция «Дядюшка Римус» является в полной мере плодом воображения автора (и, уверен, таковым и останется), как и все герои, будь то англичане, африканцы, русские или поляки. В то же время, по словам Ханса Андерсена, мудрого писателя, тоже занимавшегося созданием фантазий, «из реальности лепим мы наш вымысел».
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Действие книги разворачивается в послевоенной Вене, некогда красивом городе, лежащем теперь в руинах. Городом управляют четыре победивших державы: Россия, Франция, Великобритания и Соединенные Штаты, и все они общаются друг с другом на языке своего прежнего врага. Повсюду царит мрачное настроение, чувство распада и разрушения. И, конечно напряжение возрастает по мере того как читатель втягивается в эту атмосферу тайны, интриг, предательства и постоянно изменяющихся союзов.Форма изложения также интересна, поскольку рассказ ведется от лица британского полицейского.
«Полтораста лет тому назад, когда в России тяжелый труд самобытного дела заменялся легким и веселым трудом подражания, тогда и литература возникла у нас на тех же условиях, то есть на покорном перенесении на русскую почву, без вопроса и критики, иностранной литературной деятельности. Подражать легко, но для самостоятельного духа тяжело отказаться от самостоятельности и осудить себя на эту легкость, тяжело обречь все свои силы и таланты на наиболее удачное перенимание чужой наружности, чужих нравов и обычаев…».
«Новый замечательный роман г. Писемского не есть собственно, как знают теперь, вероятно, все русские читатели, история тысячи душ одной небольшой части нашего православного мира, столь хорошо известного автору, а история ложного исправителя нравов и гражданских злоупотреблений наших, поддельного государственного человека, г. Калиновича. Автор превосходных рассказов из народной и провинциальной нашей жизни покинул на время обычную почву своей деятельности, перенесся в круг высшего петербургского чиновничества, и с своим неизменным талантом воспроизведения лиц, крупных оригинальных характеров и явлений жизни попробовал кисть на сложном психическом анализе, на изображении тех искусственных, темных и противоположных элементов, из которых требованиями времени и обстоятельств вызываются люди, подобные Калиновичу…».
«Ему не было еще тридцати лет, когда он убедился, что нет человека, который понимал бы его. Несмотря на богатство, накопленное тремя трудовыми поколениями, несмотря на его просвещенный и правоверный вкус во всем, что касалось книг, переплетов, ковров, мечей, бронзы, лакированных вещей, картин, гравюр, статуй, лошадей, оранжерей, общественное мнение его страны интересовалось вопросом, почему он не ходит ежедневно в контору, как его отец…».
«Некогда жил в Индии один владелец кофейных плантаций, которому понадобилось расчистить землю в лесу для разведения кофейных деревьев. Он срубил все деревья, сжёг все поросли, но остались пни. Динамит дорог, а выжигать огнём долго. Счастливой срединой в деле корчевания является царь животных – слон. Он или вырывает пень клыками – если они есть у него, – или вытаскивает его с помощью верёвок. Поэтому плантатор стал нанимать слонов и поодиночке, и по двое, и по трое и принялся за дело…».
Григорий Петрович Данилевский (1829-1890) известен, главным образом, своими историческими романами «Мирович», «Княжна Тараканова». Но его перу принадлежит и множество очерков, описывающих быт его родной Харьковской губернии. Среди них отдельное место занимают «Четыре времени года украинской охоты», где от лица охотника-любителя рассказывается о природе, быте и народных верованиях Украины середины XIX века, о охотничьих приемах и уловках, о повадках дичи и народных суевериях. Произведение написано ярким, живым языком, и будет полезно и приятно не только любителям охоты...
Творчество Уильяма Сарояна хорошо известно в нашей стране. Его произведения не раз издавались на русском языке.В историю современной американской литературы Уильям Сароян (1908–1981) вошел как выдающийся мастер рассказа, соединивший в своей неподражаемой манере традиции А. Чехова и Шервуда Андерсона. Сароян не просто любит людей, он учит своих героев видеть за разнообразными человеческими недостатками светлое и доброе начало.