Капитан «Аль-Джезаира» - [43]

— Проклятье!

Письмо полетело на стол. Ни к чему не способен мальчишка. Ни мужества, ни ума, ни огня в крови. Надо же — упустить из рук такую колоссальную сделку! Верное дело!

Гравелли снова пробежал глазами письмо. Ничего, кроме жалоб. «Повсюду ледяные отказы», — писал Пьетро Никто не хочет работать с одним из крупнейших итальянских банков. Не привели к успеху и раздаваемые по совету отца, хоть и расчетливо, но щедро, тысячные взятки. Сильнейший провал во всей истории банкирского дома Гравелли.

Ведь сделка сулила огромные прибыли. А вышло что? Долги, и ничего, кроме долгов, не предвидится. И ведь ни раньше ни позже, а в то самое время, когда и здесь, в Италии, нужно платить по крупным долговым обязательствам. Эти несостоявшиеся венские операции заставляют Гравелли прибегнуть к резервам. Ах, Пьетро, Пьетро! Неспособность сына к делам удручала старика. Впустую лежат огромные запасы товаров, портятся, пропадают. Каждый день гибнет целое состояние. Одного ли Пьетро здесь вина? Парвизи больше нет; фирма, правда, еще живет, но, надо думать, недолго и ей осталось. В ее дела уже вмешались; вместо прежних денежных атак пустили в ход спекуляцию товарами. И в очень крупных размерах. Настал час отмщения!

Может, попросить итальянских деловых людей об отсрочке платежей? Всего на несколько дней? Никогда! Кулак Гравелли с такой яростью ударил по столу, что расплескались чернила. Дело идет о чести предприятия. Придется потревожить основной капитал. Пьетро любыми средствами должен наверстать упущенное. Вена должна покупать, покупать у Гравелли. Удайся операция, и он станет не только первым банкиром, но и выйдет в первые ряды именитых купцов!

Перо порхало по бумаге. Холодно взвешивая каждый шаг, прикидывая заранее возможные трудности и способы их преодоления, Агостино Гравелли разрабатывал новый план, не последнее место в котором отводилось шантажу. И, черт побери, этот план должен, должен удаться!

А теперь в Лодджиа, на биржу…

Гравелли долго разговаривал с тестем Пьетро. Почему друг медлит? Что означают эти оценивающие взгляды? Ничего не случилось. Дом Гравелли снова на плаву.

Пожалуй, на сегодня все. И тем не менее он оставался стоять на своем постоянном месте у колонны, приближаться к которому не отваживался никто из аккредитованных на бирже купцов.

На улице прогрохотала карета. Человек в экипаже, в длинном темном плаще, артистически перекинутом через плечо, устало потянулся. Должно быть, приехал издалека. В лихо сбитой на левое ухо фетровой шляпе с широкими полями выглядел он весьма экзотично.

— Гравелли здесь? — спросил незнакомец у толпившихся вокруг маклеров, надеявшихся здесь, перед биржей, ухватиться за какое-нибудь стоящее дельце.

— Да, господин. Вероятно, на своем постоянном месте у колонны.

Ни слова благодарности за справку.

— Кто это такой? — зашептали ожидающие вслед незнакомцу. Никто не знал его.

Неизвестный окинул острым взглядом биржевой зал. Вот он, Гравелли. Теперь надо найти местечко напротив колонны. Вот здесь, хорошо. Подними банкир голову, и они встретятся взглядами. Гравелли и в самом деле тут же заметил его и вздрогнул. Ага, узнал! Медленно, степенно приезжий подошел к генуэзцу.

— Банкир Бернарди из Рима, — представился он. — Имею ли я честь говорить с синьором Гравелли?

— Бе… Бер… — залепетал, заикаясь, Гравелли.

— Разумеется, Бернарди, синьор, — спокойно ответил незнакомец, одарив банкира взглядом, от которого у того слова застряли в глотке. — Сделайте приветливое лицо, Гравелли! — прошептал он перепуганному дельцу.

— Что случилось? Что вы от меня хотите? Говорите, здесь нас никто не слышит. Вы испугали меня, не подходите ближе.

Бенелли (ибо не кто другой, как он, явился сюда под именем Бернарди) усмехнулся:

— Мы довольны вами.

— Вы для того только и приехали, чтобы сказать мне об этом?

— Да.

Большего ему в самом деле не требовалось. Одного его присутствия достаточно, чтобы банкир помнил: он, как и прежде, целиком в руках дея и его посланца.

Мозг Гравелли напряженно работал. Бенелли прибыл как по заказу.

— Послушайте, Бернарди, у меня есть просьба.

Бернарди не отозвался, и Гравелли продолжил:

— В скором времени «Парма» уйдет из Генуи курсом на Малагу. Я был вынужден застраховать судно. Не трогайте его.

— Я вынужден повторить, что в своих банкирских операциях вы свободны Нас они не интересуют.

— Значит ли это, что вы не хотите исключить «Парму» из нашего договора?

Молчание.

«И зачем только он заговорил о „Парме“! Ошибка, Боже, какая ошибка», — корил себя Гравелли.

Прикинуться бы ему лучше дурачком, а о судне сведений не передавать. А спросили бы потом, почему он уклонился, так сумел бы как-нибудь отговориться. Не уславливались, дескать, сообщать о таких купеческих рейсах, в которых сам участвуешь. А теперь «Парма», считай, потеряна, остается вписать страховку в графу убытков. А все потому, что он замешан в этом деле. Ну ничего, зато он выигрывает доверие, а это куда более ценно!

— Что вы думаете о Венском конгрессе, Гравелли? — спросил ренегат.

— Разговаривают. А результатов пока не видно.

— Будем надеяться.

Похоже, Бенелли предполагает, что Европа поднимет-таки руку на корсаров. Это было бы прекрасно, это означало бы для Гравелли свободу.