Капетинги и Франция - [75]

Шрифт
Интервал

Эта преданность королевских агентов, эта приверженность короне, конечно, способствовали капетингским нововведениям, о которых мы хотели бы здесь напомнить: установлению окончательной резиденции королевской власти и ее служб в главном городе королевства, выбору Парижа как столицы.

Античный мир знал лишь один пример единой политической столицы — пример Рима, что объяснялось ролью этого города в установлении римского могущества. Но ни одна страна Европы в средние века не знала идеи единственного города как места королевской резиденции, не помещала эту резиденцию в самый большой город королевства и не избирала в качестве столицы город без воистину древних связей с утвердившейся династией. Феодальная концепция королевства противостояла идее столицы.

Феодальный король должен был жить на своих землях и со своих земель. Логически ему приходилось кочевать по своим доменам, рассеянным по королевству, дабы повидаться со своими крупными и мелкими вассалами и убедиться в их верности, пользуясь прежде всего правом пристанища, позволяющим жить за счет подданных.

Именно так жили первые Капетинги, всегда в пути, пользуясь повсюду пристанищем или в своем «дворце», роскошь которого не надо преувеличивать и который чаще всего был относительно большим домом в городе домена или посреди их земель в деревне.

Начиная с правления Людовика VII пребывание в Париже становится все более частым и король, кажется, действительно становится хозяином города, где во всякое время у него есть дворец. Но вплоть до конца династии просуществует что-то вроде старой традиции королевских скитаний первых столетий. Достаточно просмотреть путешествия суверенов, восстановленные при помощи их актов издателями «Историков Франции»[207], чтобы это уяснить.

Но если суверены еще разъезжают, то службы центрального управления по мере их возникновения остаются в Париже. В конце XIII в. это факт. Париж становится одновременно политической и административной столицей королевства.

Почему избран Париж, мы в сущности не знаем. Приводимые аргументы географического или экономического порядка имеют вес с точки зрения развития парижской агломерации, позднейшей по отношению ко времени, когда капетингские суверены уже сделали выбор. Этот выбор сыграл решающую роль в парижской истории. Возможно, он определялся соображениями, которые могут показаться незначительными.

Великий город Иль-де-Франса в самом деле центр замечательного лесного домена. Нигде Капетинги не смогли бы найти подобную лесистую область, чтобы заниматься физическими упражнениями, так пылко ими любимыми, охотой. Размещая в Париже службы королевской администрации, они могли быть уверены, что те всегда быстро свяжутся с сувереном, за исключением относительно редких случаев, когда месторасположение короля слишком удалено.

Капетингская королевская власть была первой и долго единственной в Европе, центр которой был установлен таким образом. И что еще важнее, этот центр сразу же продемонстрировал очень четкое намерение не уменьшать свое значение. Во времена, нас занимающие, во Франции будет лишь один апелляционный королевский суд — Парижский парламент. Попытка тулузской децентрализации на следующий день после присоединения наследия Альфонса окажется эфемерной. И если в областях политического значения вроде Нормандии продолжают собираться две ежегодные сессии в Руане, или в Шампани, где проходят выездные суды в Труа, то именно советники Парижского парламента, приезжающие туда отправлять правосудие от имени короля, делают эти заседания простым присутствием делегации парламента торжественными. То же самое происходит в финансовой области. Палата счетов является единственным финансовым судом, и она также посылает свой персонал на заседания в Нормандию. Начиная с правления Филиппа-Августа королевские архивы хранятся в Париже; королевская казна находится в Тампле под охраной рыцарей Ордена тамплиеров. Сама канцелярия, которая должна бы сопровождать короля, быстро приобретает привычку заседать близ главных подразделений Curia, которым она оказывает услуги в качестве общего секретариата, противясь созданию отдельных канцелярий.

Эта централизация главных органов королевской администрации, их постоянное пребывание в городе, который быстро становится самым большим городом королевства, придает администрации силу и замечательную спаянность. Различные службы могли советоваться прежде, чем действовать, работать в полном согласии, поддерживать одна другую, собираться для совместного действия с помощью средств, которыми они располагали. И эта администрация, целиком обращенная к Парижу и вдохновляемая Парижем, смогла работать над объединением королевства под рукою короля.

Она также не принимала политической концепции суверенов с их идеей единства королевства как единства целикам феодального, видевшего лишь выгоды в существовании крупных фьефов, владельцы которых скрупулезно исполняли свои обязанности и службы. У королевских агентов, напротив, была иная точка зрения. В их глазах единое королевство представляло территорию, где существовала только одна власть — власть, исполнение которой им доверил король. Все, что ограничивало королевское могущество, казалось этим мистикам королевской власти аномалией, которую следует подавлять. И поведение этих администраторов приблизит день, когда их ряды возрастут за счет коллег, уроженцев приобретенных династией средиземноморских провинций, где царила римская концепция государя, воля которого является законом.


Рекомендуем почитать
Конец длинного цикла накопления капитала и возможность контркапитализма

Системные циклы накопления капитала определяют тот глобальный контекст, в котором находится наша страна.


Япония в эпоху Хэйан (794-1185)

Составленное в форме хрестоматии исследование периода Хэйан (794-1185), который по праву считается временем становления самобытной национальной культуры. Основано на переводах текстов, являющихся образцами, как деловой документации, так и изящной словесности. Снабжено богатым справочным аппаратом. Для специалистов и широкого круга читателей, интересующихся историей и культурой Японии. Под редакцией И.С. Смирнова Составление, введение, перевод с древнеяпонского и комментарии Максим Васильевич Грачёв.


Сэкигахара: фальсификации и заблуждения

Сэкигахара (1600) — крупнейшая и важнейшая битва самураев, перевернувшая ход истории Японии. Причины битвы, ее итоги, обстоятельства самого сражения окружены множеством политических мифов и фальсификаций. Эта книга — первое за пределами Японии подробное исследование войны 1600 года, основанное на фактах и документах. Книга вводит в научный оборот перевод и анализ синхронных источников. Для студентов, историков, востоковедов и всех читателей, интересующихся историей Японии.


Оттоманские военнопленные в России в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг.

В работе впервые в отечественной и зарубежной историографии проведена комплексная реконструкция режима военного плена, применяемого в России к подданным Оттоманской империи в период Русско-турецкой войны 1877–1878 гг. На обширном материале, извлеченном из фондов 23 архивохранилищ бывшего СССР и около 400 источников, опубликованных в разное время в России, Беларуси, Болгарии, Великобритании, Германии, Румынии, США и Турции, воссозданы порядок и правила управления контингентом названных лиц, начиная с момента их пленения и заканчивая репатриацией или натурализацией. Книга адресована как специалистам-историкам, так и всем тем, кто интересуется событиями Русско-турецкой войны 1877–1878 гг., вопросами военного плена и интернирования, а также прошлым российско-турецких отношений.


«Феномен Фоменко» в контексте изучения современного общественного исторического сознания

Работа видного историка советника РАН академика РАО С. О. Шмидта содержит сведения о возникновении, развитии, распространении и критике так называемой «новой хронологии» истории Древнего мира и Средневековья академика А. Т. Фоменко и его единомышленников. Подробно характеризуется историография последних десятилетий. Предпринята попытка выяснения интереса и даже доверия к такой наукообразной фальсификации. Все это рассматривается в контексте изучения современного общественного исторического сознания и тенденций развития науковедения.


Германия в эпоху религиозного раскола. 1555–1648

Предлагаемая книга впервые в отечественной историографии подробно освещает историю Германии на одном из самых драматичных отрезков ее истории: от Аугсбургского религиозного мира до конца Тридцатилетней войны. Используя огромный фонд источников, автор создает масштабную панораму исторической эпохи. В центре внимания оказываются яркие представители отдельных сословий: императоры, имперские духовные и светские князья, низшее дворянство, горожане и крестьянство. Дается глубокий анализ формирования и развития сословного общества Германии под воздействием всеобъемлющих процессов конфессионализации, когда в условиях становления новых протестантских вероисповеданий, лютеранства и кальвинизма, укрепления обновленной католической церкви светская половина общества перестраивала свой привычный уклад жизни, одновременно влияя и на новые церковные институты. Книга адресована специалистам и всем любителям немецкой и всеобщей истории и может служить пособием для студентов, избравших своей специальностью историю Германии и Европы.