Капеллан - [27]

– Равняйсь! Смирно! – рявкнул заместитель командира по строевой части и, печатая шаг, направился к нам. Подойдя, он вскинул ладонь к фуражке. – Товарищ майор! Шестая рота по вашему приказанию построена!

Командир сделал ему знак встать рядом.

– Товарищи! – сказал он громко, и эхо понесло это по плацу. – Хочу выполнить ответственное поручение командования. За успешное проведение операции по уничтожению пиратов от лица службы личному составу роты объявлена благодарность!

– Служим России! – рявкнул строй.

– Вольно! – скомандовал майор. – Несколько человек, из числа наиболее отличившихся, представлены к наградам. И еще. Из-за просчетов в планировании рота понесла потери – самые большие за ее историю. Сорок семь бойцов находятся в госпитале, – он помолчал. – Мы недооценили противника, поэтому заплатили большой кровью. Одно радует – двухсотых нет. А они непременно были бы, если бы не наш капеллан…

От неожиданности я вздрогнул.

– Как сказал мне врач, многих бойцов лейтенант Головатый вытащил с того света. Как ему это удалось, врач не знает. Капеллан заявил, что с божьей помощью. Но врач думает, что у батюшки целительский талант. Как бы то ни было, я рад, что капеллан был с нами. Хотя, честно признаюсь, не хотел брать его на операцию, – майор вздохнул. – Вы знаете нашу традицию. Можно служить в роте и не быть «укурком». Им становится тот, кто зарекомендовал себя в бою. Решение принимает личный состав роты. Как думаете, батюшка достоин?

Строй завопил. Майор поднял руку, и «укурки» стихли.

– Провести посвящение! – он сделал знак.

Из задних рядов вышла Аня с кубком. Его явно заимствовали из спортивных трофеев. Недоумевая, я смотрел, как Аня приближается. Не дойдя до меня шага, она остановилась.

– Лейтенант Головатый и младший сержант Быкова в том бою были самыми полезными, – сообщил майор. – Оба представлены к орденам. Обычно посвящение проводит командир. Но я думаю, что Быкова заслужила эту честь. Давай, Аня!

Девушка протянула мне кубок. Я взял его и заглянул внутрь. В прозрачной жидкости на дне поблескивал знак в виде щита. На нем череп держал в зубах окурок. Я поднес кубок к носу – водка!

– Давай, лейтенант! – приободрил майор.

– Меньшую посуду не нашли? – вздохнул я.

– Мне доложили, что из меньшей ты не пьешь, – усмехнулся командир.

По строю прокатились смешки. Я обреченно выдохнул и приложился к кубку. Водка огненной струей хлынула в горло. Я сдержал рвотный спазм, допил, подцепил губой знак и, зажав его в зубах, перевернул кубок донцем вверх.

– Приветствуем нового «укурка»! – скомандовал майор.

– Ур-ра! – завопил строй.

Я вернул кубок Анне и прикрепил знак к мундиру. Девушка повернулась и пошла обратно. Выглядела она довольной. Не стоило гадать, почему посвящение поручили ей. Рота заглаживала вину.

– Слово капеллану! – сказал майор.

Я поправил крест на груди и шагнул вперед.

– Благодарю за честь! Хоть я и не курю, но звание «укурка» обещаю нести с достоинством.

По рядам пробежал смешок.

– И напоминаю, что по-прежнему жду вас на исповедь.

Майор рядом чуть слышно простонал.

8

После боя с пиратами у меня появились исповедники. Немного, но их хватило, чтобы сформировать причт. На воскресной службе мне помогали, а сама литургия обрела хоть какое-то благолепие. Однако полной воцерковленности в роте не произошло. Большинство бойцов по-прежнему ходили в храм по привычке, но были и те, кто молился всерьез. Среди них преобладали вернувшиеся из госпиталя бойцы – те, кого едва вытащили. Человек, побывавший в преддверии, поневоле задумывается. Я не спрашивал у бойцов, что они пережили, но по глазам видел, что это было. Еще они помнили, кто и как их вытащил оттуда.

На литургиях я выступал с проповедями. Вспоминал, что человек создан Богом по своему образу и подобию, и негоже втаптывать сей дар в грязь. Пьянство и распущенность ведут к смерти духовной. Большинство слушало без интереса, но некоторые внимали. Среди них была Анна. Я ловил на себе ее смущенные взгляды. Понимал, что мучит девушку, и ждал, когда она решится. И это наконец произошло.

Я завершил литургию, дал отпуст[6], и верующие, приложившись к кресту, потянулись к выходу. Причетники убрали иконостас. Я снял облачение и вышел из клуба. И первой, кого увидел, была Анна. Она рванулась навстречу, и я поежился: не вовремя! На воскресенье у меня имелись планы.

– Отче! – выпалила Анна.

– Батюшка я в облачении, – просветил я. – В форме – товарищ лейтенант, в гражданской одежде – Капитон. Для друзей и вовсе Кап.

Она смутилась.

– Говори! – вздохнул я. Планы планами, но пастырский долг превыше всего.

– Мне стыдно! – выпалила Анна.

Я одобрительно кивнул. Стыд – это хорошо. Если он мучит, значит, душа жива. Так учили нас в академии.

– Простите мне давешнее! Я поступила гадко. Они взяли меня на «слабо», и я не смогла отказаться. Сама виновата, конечно, но…

Она сбилась и замолчала.

– Вот что, Анна, – сказал я. – Я собираюсь в город – надо кое-что купить. Флайер отправляется через полчаса. Составишь компанию?

– Я?! – изумилась она и тут же добавила: – Конечно!

– Встречаемся у проходной. Не опаздывай – ждать не будут. Рекомендую переодеться в штатское. И я форму сниму. В городе полно военных, рука отвалится козырять.