Капабланка - [13]

Этой причиной были деньги, золото, Желтый Дьявол, по образному выражению Горького.

Конечно, мироощущение шахматных чемпионов определяло отнюдь не стремление к «наживе», тем более что самые высокие заработки у знаменитых шахматистов были гораздо меньше, чем у мастеров других видов искусства. Нет! Для великого шахматиста важнейшим жизненным стимулом были не деньги, а предельно яркое выражение своего дарования и связанная с этим слава! Слава побед в турнирах и матчах, завоевание новых лавров, восхищение современников во всех странах мира, гордое убеждение, что он — самый могучий и талантливый из всех шахматных корифеев, и прежде всего — радость творчества!

Но увы! Чемпионы мира по шахматам жили не на сказочной планете Икс, где можно питаться утреннею росою и цветочною пыльцою, а в суровом, жестоком, беспощадном капиталистическом обществе, где ценность человека измерялась только способностью «делать деньги», умением выгодно продать свой мозг или свое тело. Не случайно в американском быту общепринята, например, оценка дельца: «Он стоит десять миллионов долларов» — или оценка красавицы: «Она выглядит как миллион долларов».

Немудрено, что в глазах буржуазного обывателя, не видевшего особой разницы между шахматами и домино, чемпион мира по шахматам «стоил» чего-то лишь до тех пор, пока он удерживал свое звание, а после его утраты «котировался» куда дешевле. Поэтому такая сенсация, как проигрыш матча на мировое первенство, представляла собою жестокий удар не только по самолюбию и авторитету побежденного чемпиона, но и по его карману и ставила под угрозу все его будущее. А еще бессмертный Бальзак сказал, что «раны самолюбия неизлечимы, если разбередить их денежной кислотой».

Что такое «чемпион мира»? Это блестящий шахматист, человек, завоевавший огромную славу, первый из немногих избранных, в котором нуждаются и устроители шахматных турниров, и шахматная публика всех стран мира.

Что такое «экс-чемпион мира»? Это блестящий шахматист, человек, завоевавший огромную славу, один из немногих избранных, в котором никто особенно не нуждается и без которого сравнительно легко обойтись.

Учтем и разницу между шахматным маэстро и деятелем любого другого вида искусства. Есть много замечательных артистов, художников, скульпторов, певцов, писателей, музыкантов, которые в равной степени пользуются любовью публики и материальным успехом, и, например, художнику или певцу вовсе не обязательно доказывать, что он лучше своих коллег. Иначе обстоит дело в шахматах и вообще в спорте. Там мало отлично играть, а надо непременно публично превзойти соперника и, следовательно, невольно поставить под угрозу его средства к жизни.

Все это, конечно, относится лишь к условиям капиталистического строя. В Советском Союзе и других социалистических странах спортивное соперничество развивается в рамке тщательно продуманных норм и традиций, и при отсутствии власти Желтого Дьявола потеря чемпионства материально ничем не грозит.

В капиталистическом же обществе, где человек человеку — волк, деньги и в спорте решают все, а бессребреники в любом виде искусства, как бы они ни были прославлены в свое время, в жестокой атмосфере капитализма часто — о, как часто! — кончали жизнь в нищете, а то и самоубийством, как, например, многократный чемпион Англии Фред Ейтс или немецкий маэстро Рудольф Свидерский.

Ласкер все это прекрасно понимал и с первых же лет своего чемпионства при получении приглашения на турнир всегда требовал экстра-гонорар, то есть вдобавок к призам еще значительную сумму. И ему ее давали, так как имя Ласкера и вообще любого чемпиона мира было магнитом, который притягивал публику, что часто окупало расходы по организации турнира.

Ласкер впервые стал требовать очень большую сумму и при вызовах на матч за мировое первенство.

Его часто упрекали за эти требования, обвиняли в алчности, рвачестве, говорили, что из-за них срываются задуманные соревнования и пр. Но справедливы ли были такие упреки? Сам Ласкер убедительно возражал так:

«Я был готов играть матч с любым претендентом, лишь бы шахматный мир пожелал видеть этот матч и готов был подтвердить это желание не только словами, но и жертвами со своей стороны (т. е. достойно финансировать соревнование. — В. П.). Я отнюдь, конечно, не желал быть объектом эксплуатации. Мне угрожала участь шахматистов, которые либо умирали с голоду, как Кизерицкий, Цукерторт, Мэкензи, либо, подобно Пильсбери и Стейницу, попадали на общественное призрение и, опустившиеся, в душевном расстройстве, кончали свою жизнь в больнице. Я готов был отдать мое искусство и мысль шахматному миру и тем оживить его, содействуя развитию игры, но я требовал, чтобы он взял на себя ответственность за это и нес ее до конца».

Ласкер был прав! К его скорбному синодику знаменитых некогда шахматистов можно прибавить десятки имен, и прежде всего — имя великого русского шахматиста Чигорина, к концу жизни лишившегося всякой общественной поддержки и умершего покинутым, в нужде.

Страх нищеты, естественно, заставлял чемпиона мира «выжимать» все что можно из своего титула, чтобы кое-что отложить на «черный день». И поэтому Ласкеру было выгодно принимать вызовы на матчи за мировое первенство от соперников, которых он не боялся и рассчитывал наверняка победить: Яновского, Тарраша, Маршалла, Шлехтера. Это давало ему львиную долю призового фонда и еще больше укрепляло репутацию непобедимого шахматиста. Но рискованно, опасно и в конечном счете невыгодно было принимать вызов от претендента, у которого были хорошие шансы на победу над чемпионом мира. А именно таким соперником был Капабланка.