Кант - [3]

И все же Канта тянуло к абстрактным размышлениям. Он продолжал много читать, особенно книги по философии. В рационалистической философии ему были особенно близки идеи Ньютона и Лейбница. Величайшими научными достижениями Ньютона принято считать его открытия в физике и математике, однако в те дни эти науки все еще считались частью философии, вернее, натурфилософии. Недаром полное название величайшего труда Ньютона – «Математические начала натуральной философии». Кант, скрупулезно ознакомившись с работами Ньютона, выдвинул «Новую теорию движения и покоя», в которой оспорил взгляды английского ученого. Дело отнюдь не в том, что Кант неверно понимал Ньютона. Вынужденный размышлять над системами, которые включали в себя Вселенную, он стремился поставить под сомнение достижение величайшего ума той эпохи – Ньютона – собственными доводами.

Согласно Лейбницу, материальный мир причины и следствия доказывал внутреннюю гармонию морального предназначения этого мира. Читая Лейбница, Кант начал представлять человечество участвующим не только в природных процессах, но и в достижении основной цели развития вселенной.

В то же время интерес Канта к философии науки подтолкнул его к знакомству с трудами шотландского философа Юма. Его поразила та настойчивость, с какой Юм утверждал, что основой знания является опыт. Это отнюдь не противоречило научному подходу. Однако Кант отказался принимать те скептические выводы, которые Юм сделал на основе своего несгибаемого эмпиризма. Согласно Юму, весь наш опыт сводится к череде восприятий, из чего следует, что такие понятия, как причина и следствие, тела и вещи, даже направляющая рука Бога Творца, – это не более чем предположения или мнения. Ни одно из них никогда не было пропущено через опыт.

Удивительно, но Кант был также потрясен эмоциональным накалом трудов Руссо.

Первый из романтиков, Руссо был самым неакадемичным из всех философов, предпочитая высказывать свои взгляды посредством эмоций, нежели рациональных доводов. Его призывам к свободе было суждено стать побудительным мотивом Французской революции. Кант, отличавшийся сдержанностью, если не сухостью характера, находил в Руссо нечто такое, что задевало глубинные струны его внешне черствой души. За фасадом застегнутого на все пуговицы резонера билось сердце тайного романтика, что позднее стало очевидным в его философских воззрениях. Однако в данный момент все эти несопоставимые элементы – идеи Ньютона, Лейбница, Юма, Руссо – оставались именно таковыми. Лишь после того как Кант нашел способ их примирить и впитать их влияние, ему удалось создать свою собственную философскую систему. Но на это у него ушло очень много времени – почти вся жизнь.

По всей видимости, Кант стал испытывать нетерпение – об этом говорит произошедший с ним курьезный случай. Вместо того чтобы опубликовать новую серьезную академическую работу, он написал забавную сатирическую книгу «Грезы духовидца, поясненные грезами метафизики». Этим самым «духовидцем» был шведский мистик-визионер Сведенборг, прославившийся описаниями своих долгих странствий в мире духов. В 1756 г. Сведенборг опубликовал свой восьмитомный труд «Тайны небесные» (Arcana coelestia). К несчастью, этот опус не пользовался спросом, и за десять лет было продано всего четыре экземпляра. Сегодня известно, что один из них купил Иммануил Кант. Эти тома метафизической абракадабры произвели на Канта столь глубокое впечатление, что побудили его взяться за написание целой сатирической книги. В предисловии к ней Кант витиевато заявляет: «Чтобы избежать первого предрассудка, автор отчасти отдал себя во власть второго. С некоторым смирением он признает, что таким образом он искренне хотел доискиваться правды в некоторых рассказах упомянутого рода. Он нашел, как это всегда бывает, когда искать нечего… он не нашел ровно ничего»[2]. Однако скоро становится очевидно, что насмешка Канта над «худшим визионером из всех» и над «разнообразными эфирными мирами… сотворенными… из мошеннических идей» – не совсем то, чем кажется на первый взгляд. Под бесконечным подшучиванием и интеллектуальным презрением угадывается серьезнейший интерес к Сведенборгу. Канту очень хотелось верить в метафизику (пусть даже не в таком эксцентричном виде), но его мощнейший интеллект пытался перекрыть ему этот путь.

Стиль Канта, как известно, отличается многословием, но, по отзывам современников, его лекции были совсем иными. У него было короткое, искривленное тело, и над кафедрой виднелась лишь его голова в парике, его лицо со строгими, четкими чертами. Но эта говорящая голова была вместилищем мудрости, средоточием остроумия, фантастической эрудиции и необычных идей. Лекции Канта пользовались огромной популярностью у студентов. Слава философа росла, чему способствовали его многочисленные трактаты на разные научные темы. Его знаменитые летние лекции по географии всегда привлекали толпы людей, не имевших прямого отношения к университету. Чтения продолжались тридцать лет подряд и снискали Канту репутацию первого университетского преподавателя физической географии, несмотря на то что в течение всей своей жизни сам он никогда не видел ни одной горы или открытого Балтийского моря (лежащего на расстоянии всего лишь 30 километров от Кёнигсберга). Яркие и наблюдательные описания далеких стран, о которых сам он увлеченно читал долгими зимними вечерами, когда над улочками Кёнигсберга опускался холодный туман, будили воображение слушателей.