Кант - [40]

Противоречивость кантовских дефиниций вызвана, следовательно, противоречивостью предмета рассмотрения. Гердер мог еще упрекать Канта в непоследовательности, но уже Гёте уловил в его построениях нечто более значительное – «плутовскую иронию», с которой автор то убеждает читателя в чем-либо, то призывает подвергнуть сомнению свои положения.

Так обстоит дело и с проблемой истины. Кант отверг всеобщий ее критерий только относительно содержания знаний. Что касается их формы, такой критерий он знает: непротиворечивость рассуждений. Это весьма основательная поправка к отрицательному ответу на вопрос об истине, который разрушал построения догматиков. Теперь задача состоит в том, чтобы избежать скептических построений. Кант понимает, что запрет противоречия представляет собой «только негативный критерий истины», но, руководствуясь им, все же можно возвести прямые конструкции науки.

Мы сейчас знаем, что наука обладает и «позитивным» критерием истины, это практика. Диалектический материализм ввел практику в теорию познания. Критицизм Канта подготовил этот шаг, показав, что в пределах «чистой» теории никакого иного критерия истины, кроме негативного, сформулировать нельзя. Практика – компас в руках ученого. Но, подчеркивал В. И. Ленин, критерий практики тоже не абсолютен. «Не надо забывать, что критерий практики никогда не может по самой сути дела подтвердить или опровергнуть полностьюкакого бы то ни было человеческого представления»[5]. Практика подтвердила истинность неэвклидовой геометрии, но другая практика устанавливает истинность аксиом Эвклида. Истина – это процесс все более глубокого постижения мира, движение от незнания к знанию, от неполного знания к более полному, движение, которое не может прекратиться, ибо мир неисчерпаем. Гегель, впервые сформулировавший эту диалектическую идею, впал, однако, в противоречие с самим собой, вообразив, что возможно полное совпадение предмета и мысли – абсолютное знание. (Гипергностицизм столь же вреден, как и агностицизм!) Кант был осмотрительнее: его трансцендентная вещь «сама по себе» служит напоминанием, что предела познанию нет и быть не может.

И еще об одном обстоятельстве напоминает она: есть сферы, где наука бессильна. Такова, например, сфера поведения человека, его свободы, или, точнее, произвола. Художественная литература до и после Канта показала, что человек поступает не только не «по науке», но подчас вопреки элементарной логике. А в «Критике чистого разума» мы читаем: «Никто не отважится судить о предметах с помощью одной только логики».

Все оговорки и уточнения служат у Канта благородной цели: очистить истину от фантомов, дабы уберечь ее искателей от разочарований. Страна познания, говорит философ, «представляет собой остров, самой природой заключенный в неизменные границы. Это царство истины (какое чудесное название!), окруженное обширным и бушующим океаном, этим средоточием иллюзий, где туманы и льды, готовые вот-вот растаять, кажутся новыми странами и, постоянно обманывая пустыми надеждами мореплавателя, жаждущего открытий, втягивает его в авантюры, от которых он никогда уже не может отказаться, но которые он тем не менее никак не может довести до конца. Прежде чем отважиться выйти в это море, чтобы исследовать его по всем широтам и узнать, можно ли там что-нибудь найти, полезно еще раз взглянуть на карту страны, которую мы собираемся покинуть, и задать себе прежде всего вопрос, нельзя ли удовольствоваться тем, чем она располагает, удовольствоваться этим хотя бы в силу нужды, если нигде, кроме нее, нет почвы, на которой мы могли бы обосноваться; и еще нам нужно узнать, по какому праву владели мы этой страной и можем ли считать себя гарантированными от любых враждебных посягательств».

Итак, философ развернул перед нами карту страны познаний (царства истины) и предлагает внимательно ее проштудировать. Вот магистральная дорога, ведущая в глубь территории – чувственное познание. Соответствующий раздел в книге – трансцендентальная эстетика. По Канту, существуют две априорные, доопытные формы чувственности – пространство и время. Пространство систематизирует внешние ощущения, время – внутренние. Бертран Рассел следующим образом поясняет мысль Канта: если вы носите синие очки, все представляется вам в синем свете: подобно этому человек, по Канту, смотрит на мир через особые, пространственные очки и видит все в пространственных отношениях.

Кант не отрицал эмпирической реальности пространства и времени. Он настаивал: «Учение об идеальности пространства и времени есть вместе с тем учение о совершенной реальности того и другого в отношении органов чувств». Кант никогда не отрекался от своей космогонической гипотезы, где в реальном пространстве идут реальные процессы образования и распада миров. Кант не принимал идею конца света, «когда времени больше не будет». В «Критике чистого разума» его занимает теоретико-познавательная проблема: откуда взялись наши представления о длительности и протяженности? Он уверен, что из опыта их нельзя извлечь, они априорны, а следовательно, всеобщи и необходимы. Только поэтому, говорит он, возможна наука о величинах – математика.