Канонир Кейд - [11]

Хихикающая старуха, стоя над его распростертым телом, сделала рукой какой-то знак, показавшийся ему до странности знакомым и вместе с тем чуждым, словно некая злобная пародия на все, что было для него в жизни дорого и свято. А потом, подобрав юбки, начала носиться вверх и вниз по лестнице, хохоча как безумная, похожая на огромную летучую мышь.

— Обманула тебя, обманула! — торжествующе шипела она. — Всех, всех обманула! И мою распутную дочку, и ее разжиревшего жадюгу муженька! Это я, я сама не пожелала уходить с ними. — Старуха наконец остановилась, подхватила под мышки своего покойного братца и, кряхтя, потащила тело к подножию лестницы. Оружие Кейда она небрежно засунула за пояс верхней юбки. Перед тем как сознание окончательно покинуло канонира, ему показалось, что изрезанное морщинами лицо бабки приблизилось к нему, и окровавленные губы злорадно зашептали, причмокивая от удовольствия:

— Мы хотели солдатика, миленький? Хотели! Вот мы его и заполучили, солдатика!

ГЛАВА 3

«Греховен… греховен… Гнев греховен. И тщеславие тоже греховно, и суетные помыслы». Неужели за порогом смерти поджидают те же грехи, что и при жизни? Кейд громко застонал в беспросветной темноте и вздрогнул от омерзения: вместе с сознанием вернулась и память. Одурманенное ядом тело постепенно начинало оживать, но руки и ноги все еще казались налитыми свинцом.

Больше всего его угнетал не сам конец, а его бесславность и бесполезность. И надо же было случиться, чтобы в такую дурацкую переделку угодил именно он, многократно отмеченный и награжденный, вернейший и опытнейший слуга Императора, надежный столп Ордена… Нет, такой конец ему, канониру Кейду, совсем не подобает! Он хотел выкрикнуть это вслух, но губы его словно заледенели и не шевелились. Даже слабый шепот не мог бы пробиться сквозь эту преграду.

Одно лишь сердце билось безостановочно и безжалостно, разгоняя по жилам вместе с кровью бессильную ярость.

«Гнев греховен». Тогда Кейд обрушил свой гнев внутрь, чтобы привести свой дух в подобающее предсмертному часу состояние. «Воин марширует туда, куда направит его воля Императора. Веди себя подобающе — и преодолеешь любую опасность».

Два видения предстали перед его мысленным взором: отвратительная сморщенная физиономия старой карги, напоминающая о его позоре, и нежный лик Прекрасной Дамы, олицетворяющий все самое лучшее и подобающее в служении воина Ордена. Узрев этот лик, Кейд сразу успокоился и обрел искомое душевное равновесие. Теперь он твердо знал, что ошибался, считая будущую смерть позорной и бесполезной. Если тебе явилась Она, это значит, что ты исполнил свой долг до конца и «будешь вознагражден ныне, присно и во веки веков», потому что Она являлась в их смертный час лишь тем воинам, кто «маршировал туда, куда направит его воля Императора», и отдавал свою жизнь ради чести и славы своего Звездоносного.

Теперь Кейд понимал, что напрасно роптал на судьбу. Конец его будет достойным и подобающим, а греховные приступы гнева и сомнения были лишь испытаниями, ниспосланными для проверки крепости его духа. Он больше не чувствовал страха и отвращения, глядя на омерзительную кривляющуюся рожу. Светлый лик и прекрасные черты Дамы воодушевляли его и вселяли в душу и сердце спокойствие и умиротворение.

Но почему же до сих пор бьется его сердце? Почему он еще жив, хотя Светлая Дама уже благословила его на смерть? Ведь каждому воину известно, что Она приходит только в последний миг этой жизни и только к тому, кто проявил себя подобающе. Однако…

Однако он все еще жил. Во всяком случае, пока не умер. Багровый туман перед глазами рассеялся, видение обрело резкость, и, когда канонир наконец сообразил, что происходит на самом деле, немного оттаявшие губы сложились в горестную усмешку и прошептали что-то такое о греховности тщеславия. Потому что отталкивающая морщинистая физиономия, которую он принял за саму смерть, при ближайшем рассмотрении оказалась принадлежащей опоившей его старухе, а на месте Прекрасной Дамы очутилась молодая девушка-простолюдинка, правда, тоже очень красивая, но из обычной человеческой плоти и крови.

— Очень хорошо, — явственно произнесли чувственные алые губы девицы, но слова ее были обращены не к канониру, а к старой грымзе. — Теперь оставь нас одних. Они будут ждать тебя в зале.

— Солдатик-то еще живой, — прошамкала в ответ старуха. — Уж как я его крепко угостила, а он, гляди-ка, выжил! Моя шлюха-дочка в жизни не поверит, что я смогла это сделать. Они бросили меня умирать, она и ее хапуга му…

— Убирайся! — Хотя молодая женщина была одета в платье простолюдинки, в голосе ее безошибочно чувствовалась привычка повелевать. — Ступай в зал, да поспеши, а то ведь тебя могут и не дождаться.

Но бабка не торопилась уходить. Кейд с омерзением ощутил ее цепкие пальцы на своем запястье.

— Живой еще солдатик, — повторила она с противным хмыканьем. Тепленький такой, гладенький.

Канонир содрогнулся. Ее прикосновение внушало ужас. Не потому, что она была женщиной — ничего женского в ней давно не осталось, — но эти холодные, липкие от грязи пальцы вызывали на коже ощущение ползающих по ней полчищ паразитов. Он попытался отмахнуться, но руки его оказались связаны. Старуха громко захихикала и стала бочком пробираться к двери, шурша юбками. Девушка проводила ее взглядом, а оставленный на пару секунд без присмотра Кейд напряг мышцы, проверяя на прочность стягивающие его узлы.