Каноническое право. Древняя Церковь и Западная традиция - [62]

Sponsalia de futuro могла быть заключена не только родителями в отношении несовершеннолетних детей, но и совершеннолетними лицами в отношении самих себя. Заключение sponsalia de futuro в совершеннолетнем возрасте не увеличивало связывающую силу этого института – такая помолвка могла быть расторгнута этими лицами, но только если за ней не последовало фактическое (даже однократное) сожительство. Если такое сожительство последовало, sponsalia de futuro порождала брачные последствия, в связи с чем лишалась силы последующая sponsalia de praesenti, подтвержденная, в свою очередь, фактическим сожительством{Decretales Gregorii IX, Lib.IV, tit.I, c.i-xv, xxx.}.

В отличие от обещания вступить в брак в будущем, обещание вступить в брак в настоящем времени (sponsalia de praesenti) рассматривалось как брачное согласие. Как уже указывалось, взгляды на юридические последствия брачного согласия существенно различались в средневековом каноническом праве (напомним о французской и итальянской школах), но в любом случае sponsalia de praesenti порождала если и не всегда брачные, то, по крайней мере, гораздо более серьезные последствия в сравнении со sponsalia de futuro. Если даже sponsalia de praesenti и не рассматривалась (при конкретных обстоятельствах или представителями итальянской школы) в качестве факта, порождающего брачные последствия в полном смысле, то все же нарушение такой помолвки граничило с клятвопреступлением. По этой причине даже при возможности заключения брака вопреки sponsalia de praesenti неизбежно вставал вопрос о епитимье за нарушение данного обещания.

Брачное согласие. Не всякое обещание вступить в брак могло рассматриваться в качестве sponsalia de praesenti или брачного согласия. Каноническое право выработало ряд критериев, которым должно было удовлетворять обещание вступить в брак, чтобы рассматриваться в качестве брачного согласия, которое могло либо само по себе породить брачные последствия (французская школа), либо открыть дорогу к фактическому сожительству, факт совершения которого после брачного согласия порождал брак (итальянская школа).

Важнейшим критерием действительности брачного согласия являлась свобода воли, свобода выбора, свобода сторон при принятии ими решения о вступлении в брак. Важность свободы не зависела от того, шла ли речь о sponsalia или о полном браке – отсутствие свободы лишало юридической силы как помолвку, так и брак. In matrimoniis et sponsalibus debet esse libertas («В браках и помолвках должна быть свобода»){Decretales Gregorii IX, Lib.IV, tit.I, c.xxix.} – эта декреталия в талантливой лаконичной форме выражает подход канонического права к свободе воли при заключении брака. Данный принцип создавал основу для лишения юридической силы sponsalia de futuro, заключенной родителями несовершеннолетних (см. выше), данный принцип служил основой аннулирования браков, заключенных под давлением родителей или под воздействием силы в любой форме. Опять же оговоримся, что аннулирование браков, заключенных без должной свободы воли, становилось весьма проблематичным, если вслед за дефектным, по сути, брачным согласием, последовало фактическое сожительство.

Другим критерием действительности брачного согласия являлось его произнесение в адекватной форме, т. е. в форме, которая однозначно свидетельствовала бы о твердом намерении заключить брак. Речь шла как о словах, используемых для адекватного выражения такого намерения, так и об обстоятельствах, при которых они должны были быть произнесены – по общему правилу, в присутствии священника, свидетелей и родителей брачующихся. Вот как изложены требования к произнесению брачного согласия и последствия такого в одной из декреталий Папы Александра III: «…если между мужчиной и женщиной выражено законное согласие перед священником и достойными свидетелями вступить в настоящее время в брак, в связи с чем по своему взаимному согласию они произнесли слова, о том свидетельствующие: «я тебя принимаю в качестве своей» (ego te accipio in meam) и «я тебя принимаю в качестве своего» (ego te accipio in meum), мужчина не вправе жениться на другой женщине. Если же в нарушение данного правила он заключит брак с другой женщиной, то такой брак, даже будучи подтвержден плотским соитием, должен быть аннулирован, и мужчина должен быть возвращен первой женщине»{Decretales Gregorii IX, Lib.IV, tit.III, c.iii.}.

Еще одним серьезным требованием, выдвигаемым каноническим правом к брачному согласию, являлась его безусловность, т. е. отдача брачующихся друг другу не должна была оговариваться каким-либо условиями. Как свидетельствуют декреталии, заключение браков под условием имело место в Средние века, в связи с чем в декреталиях был намечен принципиальный подход к оценке брачного согласия, данного под условием. Принципиальный подход состоял в том, что необходимо было дать оценку оговорке, исходя из того, была ли направлена эта оговорка против сущности брака (contra substantiam matrimonii) либо нет. Такие оговорки, как «я женюсь на тебе, если ты будешь воздерживаться от рождения детей», естественно, были направлены против сущности брака и не могли рассматриваться в качестве выражения намерений сторон связать себя брачным союзом. В то же время оговорки, не направленные против сущности брака, могли быть проигнорированы, хотя вопрос об отнесении оговорки к одной или другой группе, в свою очередь, был непрост, и его решение зависело в том числе и от доктринальных взглядов на институт брака – что составляло его сущность? Папа Александр III, рассматривая казус, в котором мужчина давал женщине брачное согласие при условии, что она ему хорошо заплатит, исходил из того, что такая клятва не порождает брачных последствий. Но как быть, например, с согласием, обусловленным внешней привлекательностью невесты («я женюсь на тебе, пока ты будешь красива») – различные школы канонистов могли наделить такую оговорку различными юридическими последствиями, например, в свете конструкции «брачной привлекательности», которая занимала достойное место в рассуждениях ряда специалистов.