Каникулы в Риге - [10]

Не стала я с ними спорить. Вот не стала, и всё. Пила себе мятный чай из крышки термоса и смотрела на сосны, между которыми, как гигантские белки, сновали люди, облитые солнечной глазурью.

Пусть считают, что я три часа бездельничала. Ведь никто из них в жизни не догадается, что дома я из этих катушек сделаю верёвочный парк для своей козочки! И она будет скакать по нему, а если упадёт, я её обязательно поймаю.

Мастерицы из Лесного музея

Строго говоря, музей называется Этнографическим. Это означает, что в нём рассказывают, а точнее, показывают, как жили люди в Латвии в старину. Но мы его назвали лесным. Потому что располагался он под открытым небом прямо в лесу.

Мы так долго добирались до этого музея! Ещё дольше, чем до «Межакатиса». Мама спросила одну девушку, сколько остановок надо проехать до музея. Та сказала, что две. А оказалось, всего одну. Нам пришлось возвращаться пешком.

— Какая глупая девушка! — возмутилась я.

— Она не глупая, просто эту остановку сюда недавно перенесли, — сказала мама, поговорив с какой-то тётенькой.

— Тогда кто виноват, что так вышло? — сердито спросила я.

— Никто не виноват, — мама пожала плечами, — так случайно вышло.

Вот этого я терпеть не могу. Мне обязательно нужно найти кого-то виноватого!

Но потом мама предложила поиграть в игру «У дедушки под кроватью». Играть надо так. Первый человек говорит: «У дедушки под кроватью лежит…» — и добавляет слово на «а». Почему-то все часто называют «арбуз». И только Гришка всегда говорит: «Амортизатор». Он недавно выучил это слово. Так вот, второй человек повторяет сначала: «У дедушки под кроватью лежит арбуз» — и добавляет слово на «б». Например, банан. Так все по очереди повторяют фразу и слова друг друга, добавляя по своему слову — на следующую букву алфавита. Кто перепутал или забыл слова соседей — выбывает. Выигрывает тот, кто запомнил всю цепочку!

Особенно смешно выходит, если подставлять настоящее имя дедушки или бабушки. Мы придумали так: «У бабушки Гали под кроватью лежат арбуз, бутылка, виноград, гвоздь, дерево, енот и ёжик». Все хихикали и как-то незаметно дошли до музея. Даже проиграть никто не успел.

Вернее, дошли до соснового леса. Мама всё разглядывала, разглядывала солнечные поляны под этими соснами, а потом вдруг говорит:

— Если бы вам предложили три карандаша на выбор, чтобы нарисовать Ригу, какие карандаши бы вы выбрали?

— А ты? — спросила я.

Я так часто говорю, когда не знаю, что мне выбрать.

— Жёлтый, чтобы нарисовать вот этот солнечный свет, — ответила мама, — голубой — для ясного неба и зелёный — для травы и деревьев. А каждое дерево я бы ещё жёлтым сверху заштриховала, чтобы оно выглядело золотым, как на самом деле.

Тут мне нестерпимо захотелось рисовать.

— Так, — сказала я, оглядевшись, — давайте быстренько разложим наше покрывало, съедим яблоки и домой!

Мама засмеялась и сказала, что музей большой и надо в нём всё внимательно осмотреть. Я скисла, но, когда мама напомнила мне, что мы найдём там мастеров, которые продают то, что делают своими руками, обрадовалась. Вдруг там есть швея? И она сошьёт или свяжет мне маленькую овечку, козочку или хоть кота?

Первой на дороге оказалась «Корчма». Это был такой длинный-длинный дом, а в нём — много разных повозок и тележек. Крестьяне раньше останавливались в таких домах на ночлег, а повозки завозили внутрь, чтобы не промокли.

— Это же Прибалтика, — добавила мама. — Тут дождик — частый гость.

Мы увидели даже бричку — в похожей папа Эмиля повёз сына к доктору, когда тот надел на голову супницу и не смог её снять.

Потом мы всё-таки нашли полянку и закусили яблоками. Уж очень хотелось есть! А всё из-за долгой дороги, которая оказалась неправильной, хотя в этом никто не был виноват.

Гришка всё рвался посмотреть ветряную мельницу. Но мама его не пускала. Она в интернете вычитала, что там опасно. Можно куда-то провалиться. А Гришка всё равно упросил, чтобы мама разрешила ему залезть на пригорок и посмотреть на мельницу издалека. Вернулся брат грустный: никакой мельницы там не оказалось, только два непонятных домика. А на табличке было указано: «Мельница». Наверное, это как с той девушкой — никто не был виноват.

Мы улеглись с Гришкой на покрывало, которое мама взяла у Илмарса из сундука. А мама сказала:

— Поищите толстые ветки. Давайте опять наматывать на них нитки? Или я поучу вас плести косы.

— Ветки? — усмехнулась я. — Ещё чего!

Схватила свой рюкзак и протянула маме. Уж чего-чего, а веток в нём было полно. Я их ещё в Межакатисе насобирала, пока Гришка булочки ел.

— Ты чего? — опешила мама. — В лес ветки притащила! Их тут мало, что ли?

Это и правда было смешно. Мы развеселились, а Гришка даже ногами задрыгал. А потом вскочил и побежал к деревянному забору. Брат довольно лихо на него забрался и уселся верхом, а тётенька, которая работала смотрительницей домика, закричала по-латышски.

— Гриша! Иди сюда! — заволновалась мама, собирая покрывало.

Но брат отправился в домик, и мы поспешили за ним. Сердитая тётенька зашла за нами. Мы разглядывали комнату латышских крестьян, которые жили сто лет назад, детскую кроватку, колыбельку и стульчики, в спинках которых были вырезаны сердечки, а мама всё поглядывала на тётеньку. Мне показалось, что мама сама немножко сердится. Она бурчала под нос: «Что тут такого, что ребёнок на забор залез!»