– Я не мрачный, – сказал я холодно.
– Ну, раздражительный.
– Я раздражителен потому, что мне хочется поскорее вернуться к норме; но такие дела не делаются быстро.
– Тогда к чему суетиться?
Я рассмеялся:
– Дорогая девочка, разве вам никогда не хотелось, чтобы что-то случилось поскорее?
Меган обдумала вопрос. И доложила:
– Нет. Чего бы мне могло хотеться? Здесь не из-за чего спешить. Ничего никогда не случается.
Я был поражен отчаянием, прозвучавшим в ее словах. И мягко спросил:
– А чем вообще вы здесь занимаетесь?
Она пожала плечами:
– Да чем здесь можно заняться?
– У вас нет никаких увлечений? Вы ни во что не играете? У вас нет друзей?
– Я ничего не понимаю в играх. А девушек вокруг много, но они все мне не нравятся. Они считают меня ужасной.
– Чушь. Почему?
Меган тряхнула головой в ответ.
Мы уже добрались до Верхней улицы.
Меган язвительно сказала:
– Мисс Гриффитс идет. Ненавистная тетка. Вечно пристает, чтобы я вступила в команду этих вонючих скаутов. Ненавижу скаутов. Зачем наряжаться, и ходить везде кучей, и носить значки, если все равно ничего не умеешь делать как следует? Я думаю, это все вздор.
В целом я, пожалуй, был согласен с Меган. Но мисс Гриффитс обрушилась на нас прежде, чем я успел высказать свое согласие.
Сестра доктора обладала странным и не подходящим ей именем Айми и всей той самоуверенностью, которой так не хватало ее брату. Это была весьма самостоятельная, энергичная женщина с низким голосом.
– Привет обоим, – сказала она нам. – Великолепное утро, не так ли? Меган, я как раз хотела вас видеть. Мне нужна небольшая помощь. Надписать конверты для Ассоциации консерваторов.
Меган что-то уклончиво пробормотала, приткнула свой велосипед у обочины и целеустремленно направилась к универмагу.
– Необычное дитя, – сообщила мисс Гриффитс, провожая ее взглядом. – Костлявая лентяйка. Только и делает, что бродит, как во сне. Должно быть, это нелегкое испытание для бедной миссис Симмингтон. Я знаю, что она не раз пыталась заставить девчонку заняться хоть чем-то – стенографией, знаете ли, или кулинарией, предлагала ей завести ангорских кроликов… Ей необходимо какое-то занятие в жизни.
Я подумал, что это вполне может быть и правдой, но на месте Меган я бы тоже, пожалуй, твердо сопротивлялся любым предложениям Айми Гриффитс по той простой причине, что агрессивность этой личности всегда вынуждала меня быстренько ретироваться.
– Я никогда не бездельничаю, – продолжала мисс Гриффитс. – И уж конечно, нельзя допускать, чтобы бездельничала молодежь. И если бы Меган была хоть хорошенькой, привлекательной или что-то в этом роде! Иногда я думаю, что девочка слабоумна. Ее отец, знаете ли, – она слегка понизила голос, – был определенно дурным человеком. Боюсь, что дитя пошло в него. Это мучительно для ее матушки. Ну, впрочем, мало ли как можно устроиться в жизни, я так считаю.
– К счастью, – отозвался я.
Айми Гриффитс издала «прелестный» смешок.
– Да, невозможно всем жить по одному образцу. Но я не могу видеть, когда кто-то не берет от жизни всего, что возможно. Мне говорят, что, должно быть, до смерти скучно круглый год жить в деревне. Ничуть, отвечаю я! Я всегда занята, всегда счастлива! И в таком крохотном городишке всегда что-то происходит. Мое время заполнено – у меня есть скауты, Женский институт, всякие комитеты, не говоря уж о том, что нужно присматривать за Оуэном.
В эту минуту мисс Гриффитс увидела знакомого на другой стороне улицы и, издав одобрительный лай, поскакала через дорогу, позволив мне свободно продолжить путь в банк.
Я всегда считал мисс Гриффитс сокрушительной личностью.
Мои дела в банке завершились успешно, и я отправился в контору «Гэлбрайт, Гэлбрайт и Симмингтон». Я не знаю, существовали ли когда-либо какие-то Гэлбрайты. Я их не видел. Меня проводили к ныне здравствующему владельцу Ричарду Симмингтону. В его кабинете ощущался запах пыли и ни с чем не сравнимый аромат давным-давно основанной юридической фирмы.
Огромное количество ящиков с документами, украшенных наклейками: «Леди Хоуп», «Сэр Эверард Карр», «Вильям Ятсби-Хоурз, эскв.», «Скончавшиеся» и т. д., создавало впечатление благопристойности клиентуры и признанного, устоявшегося дела.
Пока мистер Симмингтон рассматривал бумаги, которые я принес, я рассматривал его, и мне пришло в голову, что если миссис Симмингтон и бедствовала в первом браке, то второе замужество было игрой наверняка. Ричард Симмингтон был высшим проявлением спокойной респектабельности, тем типом человека, который не доставит своей жене никаких тревог. Длинная шея с кадыком, невыразительное, бледное, как у покойника, лицо и длинный тонкий нос… Милейший человек, без сомнения, но не из тех, кто заставляет сердца бешено колотиться.
Вскоре мистер Симмингтон заговорил. Он говорил четко и медленно, выказывая доброжелательность ко мне и хитроумную проницательность в делах. Мы ударили по рукам, и я поднялся, чтобы идти, заметив попутно:
– С холма я шел вместе с вашей приемной дочерью.
Какое-то мгновение мистер Симмингтон выглядел так, словно понятия не имел, кто такая его приемная дочь, потом улыбнулся.
– О да, конечно… Меган. Она… э-э… недавно вернулась из школы. Мы подумываем о том, чтобы пристроить ее к какому-нибудь делу… да, к делу. Но, конечно, она еще слишком молода. И немножко неразвита для своего возраста, говорят. Да, мне так говорили.
