Каникулы и фотограф - [9]

7

Перед тем, как пролезть в пролом, Мосин тщательно его осмотрел и пришёл к выводу, что дыра выглядит вполне надёжно. Не похоже, чтобы она могла когда-нибудь закрыться.

Киношники толпились возле избы. Тоха стоял на старинной медной пушке и озирал окрестности. Мосин подошёл поближе.

— Где пироскаф? — потрясая растопыренными пальцами, вопрошал Денис Давыдов. — Мы же без него начать не можем!

— Сегодня должны пригнать, — сообщил Мосин, вспомнив ночной разговор.

— Летит! — заорал Тоха.

Послышалось отдалённое тарахтенье, и все обернулись на звук. Низко над пустырём летел аэроплан. Не самолёт, а именно аэроплан, полотняный и перепончатый. Мосин неверно определил границы невежества потомков. Границы эти были гораздо шире. Хотя — аэроплан мог залететь и из другого фильма.

Полотняный птеродактиль подпрыгнул на четырёх велосипедных колёсах и под ликующие вопли киношников, поскрипывая и постанывая, въехал на съёмочную площадку. Уже не было никакого сомнения, что летательный аппарат прибыл по адресу: из сплетения тросов и распорок выглядывала круглая физиономия с бармалейскими усами. Пилот был в кивере.

Этого Мосин вынести не смог и направился к Денису, которого, честно говоря, немного побаивался: уж больно тот был велик — этакий гусар-баскетболист.

— Аэроплан-то здесь при чём?

— Аэроплан? — удивился Денис. — Где?

Странно он всё-таки выглядел. Лихие чёрные усищи в сочетании с нежным юношеским румянцем производили совершенно дикое впечатление.

— Вот эта штука, — раздельно произнёс Сергей, — называется аэроплан.

Денис был озадачен.

— А пироскаф тогда что такое? — туповато спросил он.

Что такое пироскаф, Мосин не знал.

Тем временем круглолицый субъект с бармалейскими усами успел выпутаться из аппарата и спрыгнул на землю, придерживая, как планшетку, всё тот же топор на портупее.

— Похож? — торжествующе спросил аэрогусар.

— До ангстрема! — подтвердил Денис.

— На что похож? — возмутился Мосин. — Не было тогда аэропланов!

Гусары переглянулись.

— А почему тогда эскадрон называется летучим? — задал контр-вопрос Давыдов.

— Сейчас объясню, — зловеще пообещал Сергей.

Тут он им и выдал! За всё сразу. И за топор, и за портупею. Вытряхнул на них все сведения, почерпнутые вчера из книги Тарле «Наполеон», вплоть до красочного пересказа отрывка из мемуаров настоящего Д. Давыдова о кавалерийской атаке на французское каре.

Гусары пришли в замешательство. Денис оглянулся на окружившую их толпу и понял, что пора спасать авторитет.

— Это ведь не я придумал, — терпеливо, как ребёнку, начал он втолковывать Мосину. — Так компендий говорит.

— А ты его больше слушай! — в запальчивости ответил Мосин и вздрогнул от массового хохота. На шум из избы выскочили ещё трое. Им объяснили, что секунду назад Сергей блистательно срезал Дениса. Одной фразой.

— Тоха! Григ! — метался униженный Денис. — У кого компендий? Да прекратите же!

Ему передали крохотный — вроде бы стеклянный — кубик и прямоугольную пластину с кнопками. Денис загнал в неё кубик и принялся трогать кнопки. На пластине замелькали рисунки и тексты. Наконец он нашёл, что искал.

— Аэроплан, — упавшим голосом прочёл Денис. — А ты говорил «пироскаф», — упрекнул он гусара-авиатора. — А век не указан, — победно заявил он Мосину.

Началась полемика, смахивающая на рукопашную. Давыдов повёл себя подло. Вместо того чтобы возражать по существу, он придрался к формальной стороне дела, заявив, что Мосин — неясно кто, непонятно откуда взялся и вообще не имеет права находиться на территории.

— Как это не имеет? — кричал Тоха. — Мы ему допуск дали!

— Кто это «мы»?

— Мы — это я!

— А как это ты мог дать ему допуск?

— А я ему дал допуск условно!

— А условно — недействительно!

— Это почему же недействительно?..

Поначалу Мосин забеспокоился, как бы его в самом деле не выставили, но, заметив, что Денис с аэрогусаром остались в меньшинстве, сделал вид, что спор его совершенно не трогает, и занялся аэропланом.

Этажерка, насколько он мог судить, была скопирована здорово, только вместо мотора имела тяжеленную на вид болванку, которая на поверку оказалась полой. Внутри металлической скорлупы на вал винта был насажен круглый моторчик. Из вала под прямым углом торчал гибкий стержень, который при вращении должен был ударять по небольшому чурбачку, производя тарахтение, необходимое для полного счастья. А сам моторчик, видимо, работал бесшумно.

Подошёл хмурый Денис и, не глядя на Мосина, предложил принять участие в эксперименте.

— Не понял, — сказал Сергей. — Какой эксперимент? А как же кино?

Денис обрадовался.

— А вот здесь ты не прав. В девятнадцатом веке кино не было. Оно появилось где-то в начале двадцать первого.

— Погоди-погоди… — пробормотал Мосин. — Что за эксперимент?

Денис лихо сдвинул кивер на затылок и заговорил терминами — явно брал реванш за недавнюю мосинскую лекцию по истории. Сергей не понял из его речи и половины, но даже того, что он понял, ему было более чем достаточно.

— Да вы что! С ума сошли? — закричал Мосин. — Вы что, серьёзно собрались туда? В восемьсот двенадцатый?

Похоже, Денис обиделся.

— Это, по-твоему, несерьёзно? — спросил он, указывая почему-то на пушку. Затем лицо его выразило досаду, и он погрозил кому-то кулаком.