Кандаурские мальчишки - [43]
Вернулся Витька.
Мы срезали штук шесть-семь. Пришёл Толик и, уволакивая лесинки, сказал, что надо торопиться: овечку может затянуть так, что её не вытянуть ни за что.
У меня на большом пальце вздулся водянистый пузырь. Я боялся его прорвать, орудовал складнем осторожно, потому — медленно.
Шурка крикнул, что хватит.
Облегчённо вздохнув, мы выбрались на твёрдую почву и застали Шурку и Толика лежащими на берёзовых подстилках подле овцы по разные стороны. Они вцепились в шерсть на её боках и тянули вверх. Овца уже прочно вросла брюхом в трясину и, обессиленная, не рвалась. Шурка, мотнув головой, прохрипел:
— Не суйтесь сюда без надобности… Колька, дуй-ка на бугор, погляди остальных, как бы их в пшеницу не занесло. И не приходи больше…
Колька соскользнул со стволика берёзки и по колено увяз в трясине.
— Не пойду, пусть Мишка дует.
— Нет, беги. Мишка лёгкий, он тут спонадобится, а ты тяжёлый, как чурбан, у берега вон проваливаешься!
— Ага! Чуть интересно, так меня отправляют! Не пойду!
— А можно — я пойду? — предложил Витька.
— О! Доброволец! — обрадовался Колька.
Витька взял бич и ушёл.
— Отпускай, Толь. Так не выйдет. — Шурка сел и стёр со лба пот.
Овечка, видя, что от неё отступились, взревела снова и снова дёрнулась. Шурка болезненно сморщился и стукнул её по морде.
— Ты что, тетеря? Видишь, подсобляем! Колька, высвободив ногу, подполз к ним. Петька
тоже. Помедлив, и я опустился было на четвереньки, но Шурка бросил мне:
— Мишк, ты останься там. Коль нужна будет жердиночка — вырубишь.
— Надо под живот ей пропустить палки, — рассудил Толик, — а там и тянуть проще.
— Точно! Дайте-ка ремень, у кого есть! — потребовал Петька.
Шурка выдернул свой, Петька зажал пряжку и погрузил кулак в рыжую грязь возле овечьего бока, а с другой стороны ремень принял Толик, тоже запустив руку в месиво.
— Так! Порядок! Колька, давай на ту сторону! Да куда ты, лодырь! — И он схватил Кольку за штаны. — Вокруг, а не через овечку!.. Вот! Взяли!.. И-и, раз!..
Потянули.
Перед овечкой наложили ворох березняка, чтобы она вновь не провалилась, если встанет на ноги. Меня так и подмывало помочь ребятам. Я напрягался, сдавливая себе колени, а потом вдруг заорал по-звериному. Испугавшись, овца рванулась, высвободила передние ноги и по-собачьи, плашмя, оперлась ими в подстилку.
— Хорошо! Ребя, не ослабляй! — поддавал с натугой Петька, к которому как-то автоматически перешло командование. — И-и, раз!.. А ну, Миш, гаркни ещё!
Я собрался с духом и так взвыл, что овца дёрнулась, как ошпаренная, вырвала из трясины задние ноги, но они не попали на подстилку и опять сорвались в зыбун, но уже не так глубоко, да и вперёд овечка успела продвинуться.
— Ах ты, змея подколодная! Не может вылезти! — рассвирепел Петька и, сидя, поддал овце ногой под зад. Она дёрнулась и выбросила на подстилку задние ноги.
— Ура-а! — крикнул Колька.
— Давно бы так! — Петька расплылся в улыбке. — В восемь рук — как пушку из грязи. — Ну, что притихла? Рада небось? Но ещё не всё! А ну-ка подымайся! Давай-давай! — И Петька взбадривающе похлопал овцу по животу.
Овечка, беспокойно поводя глазами, заблеяла, но, когда ребята опять натянули ремень, привстала сначала на задние, потом на передние ноги и замерла, понимая, что неверное движение грозит ей новыми испытаниями.
— Бяша-бяша! — позвал я ласково.
Она вдруг вся напряглась, метнулась вперёд и выскочила на твёрдую землю, оступившись лишь одной ногой. На секунду остановившись, овца оглянулась на трясину, но тут же отвернулась и, быстро-быстро задёргав хвостиком-клинышком, побежала прочь, звонко и дробно блея.
Мы проводили её взглядом и вдруг рассмеялись — рассмеялись не потому, что было смешно, а потому, что было радостно.
— Ну, гвардия, назад! — подал команду Шурка и махнул рукой.
Все вымокли, измазались, как свиньи, и стали худыми, потому что штаны прилипли к телу. В моих сапогах урчало.
— Сейчас бы солнышко, — вздохнул Толик. — Как бы не простыть.
— Никакой чёрт нас не возьмёт! — заверил Петька. — А то и костёр можно!
— Внимание! — воскликнул Шурка, зарядил ружьё и поднял ствол. — В, честь победы над трясиной! И вообще в честь победы! — добавил он и выстрелил.
Гром потряс небо.
С радостным прищуром, приоткрыв рты, мы дослушали его последний отзвук и дружно покинули болото.
То, что мы не доели и оставили на дождевике, доели овцы. А есть хотелось необыкновенно. Хоть бы какая корочка осталась или обрезки от огурцов, те, что выбрасывали Кожины. Но овцы старательно подобрали всё. Колька нашёл замусоленный пластик сала и проглотил его одним духом. Овцы вдобавок ко всему растоптали планёр.
— Я прибежал, да поздно, — оправдывался Витька, держа в руках растерзанную модель. — А так полный порядок, только Чертилы нету…
Нас троих — меня, Витьку и Кольку — отправили в деревню за продуктами. По пути мы заглянули к деду Митрофану.
— Дедушка, здесь баран?
— А где же ему быть-то, как не тут…
— А мы овечку из трясины вынимали, — не выдержал Колька.
— Из трясины?
— Из трясины.
— Потопла!
— Одна голова торчала!
Дед дивился, охал, хлопая себя по коленям.
К скотному двору примыкал огород. Мы шмыгнули между жердей, накопали картошки, нагрузили её в подолы рубах, прихватили у деда Митрофана краюху хлеба, спички и припустили к своим — спасать от голодной смерти.
