Канцлер - [2]
Действительно, с самого начала переговоров Лев Сапега оказался в сложном положении, поскольку все грамоты и письма, подписанные Стефаном Баторием и скрепленные печатями Короны и Княжества, адресовались Ивану IV. Теперь же, после его внезапной смерти, все необходимо было переделать и переписать заново. Это, конечно, требовало времени. Возникла сложная и даже драматическая ситуация для Льва Сапеги. Надежды на скорое подписание мирного соглашения рушились. Хуже того, возникла угроза полного срыва переговоров. Но возвращаться ни с чем, не подписав соглашение с Москвой, когда над Отечеством нависла страшная беда, Лев Сапега не мог. Он чувствовал личную ответственность за судьбу страны, прекрасно осознавая, что от результатов его переговоров будет зависеть многое.
Критическая ситуация требовала от главы посольства исключительно осторожных шагов. Поэтому, когда московские бояре начали ультимативно требовать от него «справить посольство» к царю Федору, Лев Сапега был вынужден отказаться от встречи с ним. Он настойчиво добивался разрешения направить посыльных к великому князю и королю за новыми распоряжениями и грамотами. После долгой волокиты, хотя и без особой охоты, бояре все же дали ему возможность направить посыльных в ВКЛ. Начались долгие дни ожидания, тревожные и опасные.
В Москве в это время произошли беспорядки, о чем Лев Сапега подробно сообщал в Вильно: «Когда я уехал из замка, а бояре тоже отправились обедать к своим дворцам, Бельский со стрельцами окружил замок. Бельский отправился к великому князю и потребовал от него, чтобы он вернул опричников и все порядки, которые существовали во времена предыдущего князя.
Сведения о поступке Бельского дошли до бояр. Они быстро вернулись к глав-ному замку. Но стрельцы не пускали их в замок. Тогда слуги Мстиславского и Никиты Романовича начали драку со стрельцами, но стрельцы побили их. Вскоре все остальные бояре с их людьми объединились и вместе начали пробиваться к замку. Стрельцы стреляли по ним, убили около 20 человек и очень многих ранили.
Бояре с их людьми окружили замок, подготовили огромную пушку, чтобы стрелять по замку. Но оттуда выбежал Андрей Щелкалов и отговорил их от штурма замка.
Позже, когда людей спросили от имени великого князя, почему они начали насилие, они объяснили, что Бельский уничтожил князя Мстиславского и князя Шуйского, а также других бояр поубивал, а сам присягает на верность великому князю.
Бельского удалили из Думы. Его хотят сослать в Казань. Против Бельского восстали все. Они в один голос заявили, что готовы заколоть или зарезать его ножами.
В Москве опасаются, что в такое время против них выступят татары. Но они больше всего боятся его милости нашего короля».
По возвращении посыльных с новыми грамотами долгожданные переговоры возобновились. Лев Сапега встретился с царем Федором. Главное для него на тот момент было — убедить каким-то образом московского монарха и бояр в необходимости и взаимной пользе мира. Чтобы увеличить свои шансы на успех, Лев Сапега использовал старое, но чрезвычайно действенное в дипломатии средство. Он намеренно сообщил царю, что турки якобы готовятся к войне с Московией и султан ищет поддержки у ВКЛ. Доводы Льва Сапеги возымели действие и принесли желанные плоды. Через несколько дней, несмотря на нерешенные вопросы вокруг Ливонской земли, между Речью Посполитой и Москвой был подписан десятилетний мир.
Кроме соглашения о мире Лев Сапега добился от Федора Ивановича освобождения из плена, без всякого выкупа, около 900 белорусов. Нетрудно представить радость великого посла, так как чуть ранее он просил членов правительства, чтобы они обратились к монарху за разрешением поднять на переговорах вопрос об освобождении пленных соотечественников: «Любезно прошу вас обратиться к королю, чтобы он позволил мне позаботиться обо всех них. Действительно, надо над ними сжалиться. Я каждый день обливаюсь слезами, когда слышу их стоны, хотя и далеко от них стою. Всех заключенных здесь в Москве насчитывается 614 человек, а в других замках — еще около трехсот».
Неслыханный успех посольства поднял авторитет Льва Сапеги в глазах соотечественников. За успешное завершение переговоров он получил щедрую награду — Слонимское староство. Затем, 2 февраля 1585 года, совершенно справедливо и заслуженно он занял влиятельную должность подканцлера Великого Княжества Литовского.
Новая государственная должность открыла перед Львом Сапегой широкие возможности по укреплению Великого Княжества, сохранению его политического и экономического суверенитета. Однако на этом пути подканцлера ждали серьезные испытания.
Уже в марте 1585 года польские магнаты начали получать королевские привилегии на земли Великого Княжества Литовского, завоеванные во время баталий с Московским государством. Возмущенный действиями наглых соседей и, как все больше убеждался Лев Сапега, не слишком надежных и искренних союзников, он с гневом осуждал безосновательные претензии поляков и доказывал абсолютное право Великого Княжества на приобретенные территории. «С тех пор как началась война за Инфлянты, — писал подканцлер, — поляки и выеденного яйца не дали нам в помощь. А сейчас, когда все идет к концу, то господа поляки стремятся овладеть Великими Луками, Заволочем, Холмом… Они хотят оттолкнуть нас не только от завоеванного нами сейчас, но и от того, что мы держали раньше».
Среди великого множества книг о Христе эта занимает особое место. Монография целиком посвящена исследованию обстоятельств рождения и смерти Христа, вплетенных в историческую картину Иудеи на рубеже Новой эры. Сам по себе факт обобщения подобного материала заслуживает уважения, но ценность книги, конечно же, не только в этом. Даты и ссылки на источники — это лишь материал, который нуждается в проникновении творческого сознания автора. Весь поиск, все многогранное исследование читатель проводит вместе с ним и не перестает удивляться.
Основу сборника представляют воспоминания итальянского католического священника Пьетро Леони, выпускника Коллегиум «Руссикум» в Риме. Подлинный рассказ о его служении капелланом итальянской армии в госпиталях на территории СССР во время Второй мировой войны; яркие подробности проводимых им на русском языке богослужений для верующих оккупированной Украины; удивительные и странные реалии его краткого служения настоятелем храма в освобожденной Одессе в 1944 году — все это дает правдивую и трагичную картину жизни верующих в те далекие годы.
«История эллинизма» Дройзена — первая и до сих пор единственная фундаментальная работа, открывшая для читателя тот сравнительно поздний период античной истории (от возвышения Македонии при царях Филиппе и Александре до вмешательства Рима в греческие дела), о котором до того практически мало что знали и в котором видели лишь хаотическое нагромождение войн, динамических распрей и политических переворотов. Дройзен сумел увидеть более общее, всемирно-историческое значение рассматриваемой им эпохи древней истории.
Король-крестоносец Ричард I был истинным рыцарем, прирожденным полководцем и несравненным воином. С львиной храбростью он боролся за свои владения на континенте, сражался с неверными в бесплодных пустынях Святой земли. Ричард никогда не правил Англией так, как его отец, монарх-реформатор Генрих II, или так, как его брат, сумасбродный король Иоанн. На целое десятилетие Англия стала королевством без короля. Ричард провел в стране всего шесть месяцев, однако за годы его правления было сделано немало в совершенствовании законодательной, административной и финансовой системы.
Первая мировая война, «пракатастрофа» XX века, получила свое продолжение в чреде революций, гражданских войн и кровавых пограничных конфликтов, которые утихли лишь в 1920-х годах. Происходило это не только в России, в Восточной и Центральной Европе, но также в Ирландии, Малой Азии и на Ближнем Востоке. Эти практически забытые сражения стоили жизни миллионам. «Война во время мира» и является предметом сборника. Большое место в нем отводится Гражданской войне в России и ее воздействию на другие регионы. Эйфория революции или страх большевизма, борьба за территории и границы или обманутые ожидания от наступившего мира — все это подвигало массы недовольных к участию в военизированных формированиях, приводя к радикализации политической культуры и огрубению общественной жизни.
Владимир Александрович Костицын (1883–1963) — человек уникальной биографии. Большевик в 1904–1914 гг., руководитель университетской боевой дружины, едва не расстрелянный на Пресне после Декабрьского восстания 1905 г., он отсидел полтора года в «Крестах». Потом жил в Париже, где продолжил образование в Сорбонне, близко общался с Лениным, приглашавшим его войти в состав ЦК. В 1917 г. был комиссаром Временного правительства на Юго-Западном фронте и лично арестовал Деникина, а в дни Октябрьского переворота участвовал в подавлении большевистского восстания в Виннице.