Канцлер Румянцев: Время и служение - [15]
Николай Румянцев если и слыл фаворитом, то иного свойства. Он не стремился доминировать, не требовал к себе особых знаков внимания. Как никто другой был наделен благородной сдержанностью, чувством чести. «St. Nicolas» — «Святой Николай» — так его называла Екатерина II. Положение фаворита его, наоборот, тяготило, и неспособность устоять перед чарами властительной дамы угнетала. Как бы там ни было, но молодое время навсегда осталось в их судьбах. Это была странная жизнь, тревожная и счастливая, со своими опасностями и восторгами. Когда все это только начиналось, всем им было в пределах двадцати лет: Павлу Петровичу, Марии Федоровне, Николаю Румянцеву, его брату Сергею, Александру и Алексею Куракиным. Если поставить рядом портреты молодых людей, написанные тогда, примерно в одно и то же время, легко предположить, кому могли принадлежать симпатии молодой восемнадцатилетней иностранной особы…
Беспокойство одолевало и другую женщину. Это была мать Николая Румянцева. Именно ей, гофмейстерине императорского двора, великий князь Павел Петрович доверил роль главной наставницы своей будущей супруги. Имя графини Екатерины Михайловны Румянцевой значилось в инструкции, загодя написанной наследником специально для своей Вюртембергской невесты.
«При принцессе будет состоять супруга фельдмаршала Румянцева, дама известная своими достоинствами и честностью, которая употребит все свое старание, чтобы приобрести доверие принцессы. Принцесса может положиться на то, что она не употребит ее доверия во зло; было бы хорошо, если бы принцесса по пути в Россию посоветовалась с нею о некоторых вещах. Но я должен, вместе с тем, предупредить принцессу, чтобы она не позволяла с собой никакой фамильярности иначе, как в те моменты, когда она сама того пожелает; это будет всегда хорошо, в особенности в том случае, если бы фельдмаршальша Румянцева сделала что-либо, не заслужившее одобрения принцессы, так как это дало бы ей достаточный авторитет и право высказывать, хотя в мягких выражениях, все то, что могло бы ей не понравиться. Я советую принцессе предоставить фельдмаршальше Румянцевой полную свободу относительно прислуги и других мелких домашних распоряжений, даже относительно гардероба, и никогда не допускать, чтобы ей жаловались на фельдмаршальшу Румянцеву. В противном случае я советую ей действовать таким образом: если бы принцесса случилась быть недовольной каким-либо из ее слуг, то было бы лучше всего заявить о том фельдмаршальше Румянцевой, не обращаясь никогда к кому-либо постороннему»>{20}.
Графиня Екатерина Михайловна оказалась самым надежным человеком для супруги наследника. Не имея рядом никого из близких, ей, по-видимому, открывала свое сердце наивная немецкая принцесса. С графиней она делилась переполняющими ее чувствами. Не в силах что-либо изменить, видя, в какой водоворот событий вовлекается сын, 45-летняя Румянцева, несмотря на уговоры Екатерины II, принимает решение покинуть службу. В этом поступке были отчаяние, протест и признание собственного бессилия. Она отправилась в добровольную ссылку в подмосковное имение Кайнарджи.
На отношения Николая Румянцева и великой княгини Марии Федоровны Екатерина II какое-то время смотрела сквозь пальцы. Снисходительное отношение императрицы к наметившемуся треугольнику предопределялось тем благотворным влиянием, какое оказывал граф Николай на наследника Павла Петровича. Примером тому может служить одно из писем великого князя к Николаю Румянцеву.
«Санкт-Петербург, 18 сентября 1783 года.
Я искренне страдал, мой дорогой друг, из-за Вашего непонимания меня. Почему оно могло возникнуть? Может быть, оттого, что я Вам его прощаю? Возможно, все это для того, чтобы меня успокоить? И тем не менее это не мешает мне Вас любить. К тому же, излечившись от предположений, я был бы спокоен, если бы Вы написали мне с этой почтой…
…Я Вас очень ценю и чувствую, что Ваше признание происходит от сердца настолько, что никакая осторожность меня не удержит. Недавно я говорил кое с кем и пришел к выводу, что нужна другая эпоха, чтобы хорошо жить такому, как я. Я далек от безразличия, потому что это очень грустное занятие.
Завтра исполняется ровно год с того дня, как мы расстались, но мне кажется, что наша дружба останется такой же крепкой. Мой друг, может, спастись бегством?
Любите немного Вашего друга.
Павел»>{21}.
В присутствии Николая Румянцева действительно создавалась атмосфера, в которой вспыльчивый Павел сдерживал себя, умерял свои эмоции. Однако и Екатерине II в конце концов пришлось проявить беспокойство. Для кандидата на удаление от двора в экстренном порядке была создана посольская должность. Получив ранг посланника, камергер Румянцев «подальше от греха» был отправлен за границу на дипломатическую службу.
Румянцев был аккредитован посланником в район Верхнего Рейна с центром во Франкфурте-на-Майне. Изначально должность, на которую он был назначен, можно было считать бесперспективной, обреченной на неуспех. Территория, поделенная на 14 германских земель, представляла собой конгломерат относительно самостоятельных, по-разному управляемых государств-княжеств. На германском пространстве Россия с некоторых пор была призвана выступать арбитром. Пруссия и Австрия привлекли именно Россию и Францию выступить гарантами послевоенного урегулирования при заключении Тешенского мира в мае 1779 года. Договор предусматривал некий порядок взаимоотношений недавних участников конфликта с немецкими княжествами. На деле этот мир лишь перевел противостояние в дипломатическую плоскость, борьба давних соперников продолжалась. Давило наследие недавних военных конфликтов, территориальных разделов, неразрешенных противоречий, наконец, неутоленные имперские амбиции властителей. Австрия и Пруссия тайными и явными путями стремились распространить свое влияние на лидеров «карликовых государств», сместить шаткое равновесие в свою сторону. Дипломатические ходы, к которым вынужден был прибегать Румянцев, не всегда достигали цели. Этому «помогала» тайная дипломатия Иосифа II и Фридриха Великого.
Среди лицейских товарищей Пушкин недаром особенно ценил юного князя Александра Горчакова. Поэт сумел каким-то образом предугадать его блестящее будущее. Министр иностранных дел, а затем канцлер, Горчаков блестящим умом и поразительной работоспособностью выделялся как среди российских министров, так и среди европейских политиков.Осуществление либеральной реформаторской политики Александра II стало для Горчакова смыслом жизни и целью государственного служения. Задуманное давалось в сложной борьбе: накал общественных страстей, противостояние политических группировок, провокационные выступления печати, нападки радикалов, сделавших ставку на терроризм… У читателя сами собой возникают сопоставления с современной Россией, неожиданные и весьма любопытные, что придает книге особую актуальность.
В почти столетнюю биографию писателя, публициста, общественного деятеля Даниила Гранина уместилось множество событий — первые пятилетки и Великая Отечественная война, хрущевская оттепель и горбачевская перестройка, споры «физиков» и «лириков», распад Советского Союза и трудное рождение новой России. Всё это Даниил Александрович сумел осмыслить, прочувствовать и воплотить в своих произведениях. О чем бы он ни писал — о жизни и труде ученых, о пережитых им трагических годах войны и блокады или о далеком прошлом — в центре его внимания всегда оставались проблемы морали, нравственный выбор, стоящий перед каждым человеком.
Один из величайших ученых XX века Николай Вавилов мечтал покончить с голодом в мире, но в 1943 г. сам умер от голода в саратовской тюрьме. Пионер отечественной генетики, неутомимый и неунывающий охотник за растениями, стал жертвой идеологизации сталинской науки. Не пасовавший ни перед научными трудностями, ни перед сложнейшими экспедициями в самые дикие уголки Земли, Николай Вавилов не смог ничего противопоставить напору циничного демагога- конъюнктурщика Трофима Лысенко. Чистка генетиков отбросила отечественную науку на целое поколение назад и нанесла стране огромный вред. Воссоздавая историю того, как величайшая гуманитарная миссия привела Николая Вавилова к голодной смерти, Питер Прингл опирался на недавно открытые архивные документы, личную и официальную переписку, яркие отчеты об экспедициях, ранее не публиковавшиеся семейные письма и дневники, а также воспоминания очевидцев.
Более тридцати лет Елена Макарова рассказывает об истории гетто Терезин и курирует международные выставки, посвященные этой теме. На ее счету четырехтомное историческое исследование «Крепость над бездной», а также роман «Фридл» о судьбе художницы и педагога Фридл Дикер-Брандейс (1898–1944). Документальный роман «Путеводитель потерянных» органично продолжает эту многолетнюю работу. Основываясь на диалогах с бывшими узниками гетто и лагерей смерти, Макарова создает широкое историческое полотно жизни людей, которым заново приходилось учиться любить, доверять людям, думать, работать.
В ряду величайших сражений, в которых участвовала и победила наша страна, особое место занимает Сталинградская битва — коренной перелом в ходе Второй мировой войны. Среди литературы, посвященной этой великой победе, выделяются воспоминания ее участников — от маршалов и генералов до солдат. В этих мемуарах есть лишь один недостаток — авторы почти ничего не пишут о себе. Вы не найдете у них слов и оценок того, каков был их личный вклад в победу над врагом, какого колоссального напряжения и сил стоила им война.
Франсиско Гойя-и-Лусьентес (1746–1828) — художник, чье имя неотделимо от бурной эпохи революционных потрясений, от надежд и разочарований его современников. Его биография, написанная известным искусствоведом Александром Якимовичем, включает в себя анекдоты, интермедии, научные гипотезы, субъективные догадки и другие попытки приблизиться к волнующим, пугающим и удивительным смыслам картин великого мастера живописи и графики. Читатель встретит здесь близких друзей Гойи, его единомышленников, антагонистов, почитателей и соперников.
Автобиография выдающегося немецкого философа Соломона Маймона (1753–1800) является поистине уникальным сочинением, которому, по общему мнению исследователей, нет равных в европейской мемуарной литературе второй половины XVIII в. Проделав самостоятельный путь из польского местечка до Берлина, от подающего великие надежды молодого талмудиста до философа, сподвижника Иоганна Фихте и Иммануила Канта, Маймон оставил, помимо большого философского наследия, удивительные воспоминания, которые не только стали важнейшим документом в изучении быта и нравов Польши и евреев Восточной Европы, но и являются без преувеличения гимном Просвещению и силе человеческого духа.Данной «Автобиографией» открывается книжная серия «Наследие Соломона Маймона», цель которой — ознакомление русскоязычных читателей с его творчеством.
Фамилия Чемберлен известна у нас почти всем благодаря популярному в 1920-е годы флешмобу «Наш ответ Чемберлену!», ставшему поговоркой (кому и за что требовался ответ, читатель узнает по ходу повествования). В книге речь идет о младшем из знаменитой династии Чемберленов — Невилле (1869–1940), которому удалось взойти на вершину власти Британской империи — стать премьер-министром. Именно этот Чемберлен, получивший прозвище «Джентльмен с зонтиком», трижды летал к Гитлеру в сентябре 1938 года и по сути убедил его подписать Мюнхенское соглашение, полагая при этом, что гарантирует «мир для нашего поколения».
Судьба Рембрандта трагична: художник умер в нищете, потеряв всех своих близких, работы его при жизни не ценились, ученики оставили своего учителя. Но тяжкие испытания не сломили Рембрандта, сила духа его была столь велика, что он мог посмеяться и над своими горестями, и над самой смертью. Он, говоривший в своих картинах о свете, знал, откуда исходит истинный Свет. Автор этой биографии, Пьер Декарг, журналист и культуролог, широко известен в мире искусства. Его перу принадлежат книги о Хальсе, Вермеере, Анри Руссо, Гойе, Пикассо.
Эта книга — наиболее полный свод исторических сведений, связанных с жизнью и деятельностью пророка Мухаммада. Жизнеописание Пророка Мухаммада (сира) является третьим по степени важности (после Корана и хадисов) источником ислама. Книга предназначена для изучающих ислам, верующих мусульман, а также для широкого круга читателей.
Сергея Есенина любят так, как, наверное, никакого другого поэта в мире. Причём всего сразу — и стихи, и его самого как человека. Но если взглянуть на его жизнь и творчество чуть внимательнее, то сразу возникают жёсткие и непримиримые вопросы. Есенин — советский поэт или антисоветский? Христианский поэт или богоборец? Поэт для приблатнённой публики и томных девушек или новатор, воздействующий на мировую поэзию и поныне? Крестьянский поэт или имажинист? Кого он считал главным соперником в поэзии и почему? С кем по-настоящему дружил? Каковы его отношения с большевистскими вождями? Сколько у него детей и от скольких жён? Кого из своих женщин он по-настоящему любил, наконец? Пил ли он или это придумали завистники? А если пил — то кто его спаивал? За что на него заводили уголовные дела? Хулиган ли он был, как сам о себе писал, или жертва обстоятельств? Чем он занимался те полтора года, пока жил за пределами Советской России? И, наконец, самоубийство или убийство? Книга даёт ответы не только на все перечисленные вопросы, но и на множество иных.
Жизнь Алексея Толстого была прежде всего романом. Романом с литературой, с эмиграцией, с властью и, конечно, романом с женщинами. Аристократ по крови, аристократ по жизни, оставшийся графом и в сталинской России, Толстой был актером, сыгравшим не одну, а множество ролей: поэта-символиста, писателя-реалиста, яростного антисоветчика, национал-большевика, патриота, космополита, эгоиста, заботливого мужа, гедониста и эпикурейца, влюбленного в жизнь и ненавидящего смерть. В его судьбе были взлеты и падения, литературные скандалы, пощечины, подлоги, дуэли, заговоры и разоблачения, в ней переплелись свобода и сервилизм, щедрость и жадность, гостеприимство и спесь, аморальность и великодушие.