"Канцелярская крыса" - [233]
— Нравится? Что, думаешь, каково это? — без щек усмешка выглядела жутким оскалом пылающего черепа, — Немного неприятно, зато не приходится просить спички, чтоб подкурить папиросу…
Когда он говорил, остатки языка соприкасались с раскаленным нёбом, издавая негромкое шипение. Дым он выдыхал прямо Герти в лицо.
— Это Пепелище. Тут коптятся те, кто уже не может выйти в город. Пансион для обожженных жизнью, кхе-кхе…
Едва ли кому-то из собравшихся здесь было больше тридцати, но они и в самом деле выглядели дряхлыми остовами человеческих тел. Огонь, выедавший их изнутри много лет, не спешил пожирать подчистую своего носителя, но неумолимо объедал его, оставляя лишь обугленную, осыпающуюся жирным пеплом, кость.
— Чего морщишься, сыряк? Не привык? Такой чистый, мягкий. Такой холодный…
Угольщик положил руку Герти на плечо, оставив на ткани пиджака явственно видимый пепельный след. Метку. Должно быть, подобную метку в свое время носил каждый из них. Прежде, чем их одежда начинала тлеть прямо на теле.
— Я тоже когда-то был холодным, — мечтательно прошамкал один из живых факелов, половина головы которого походила на обожженную дочерна корягу, а когда он тряс ею, из пустой обугленной глазницы сыпался пепел, — Сейчас даже вспомнить странно… Холодным, как лед. Ванну принимал через день. И пальцы на месте были… Воротничок… Я… Я билеты продавал в порту. Или нет… Дьявол, не помню. Иногда мне кажется, что мозги мои совсем растаяли от этого проклятого жара… Воротничок белый, да. Непременно белый. На нем не оставалось копоти. Никакой копоти, джентльмены.
— Заткнись, Трубочист, — беззлобно прикрикнули на него из толпы, — Снова завелся…
Угольщик с обугленной головой стал мелко трястись, отчего в его черных деснах задрожали пожелтевшие, рассыпающиеся от жара, зубы.
— Помню, помню… Ох, хорошо помню. Невеста была, как там ее звали… Арта? Аргарет?.. Не помню. Миленькая такая, жимолостью еще пахла. У меня ведь все и началось, когда я, возвращаясь от нее, под дождь попал. Промок до нитки. На следующий день слег с температурой. Жар был, аж дышать не мог. Доктор подумал даже, тиф… Ах, если бы тиф!.. Подворотнички мои… Билеты продавал… И жар… Неделю в бреду метался. Потом на ладони язва появилась. Небольшая, но будто шилом раскаленным проткнули. И сама тоже горячая. Как я на ноги встал, доктор в больнице мне ее вскрыл. Ланцетом вжик! Хороший доктор, тоже с подворотничком был, в халате… А из нее вместо крови дымом тянет! Так он побледнел, белее своего халата стал. Руками на меня замахал, значит и…
Рассказывая, угольщик пошатывался из стороны в сторону и разглядывал свою руку. То, что от нее сохранилось, напоминало обгоревшую конструкцию из обугленных прутьев, слишком хрупкую даже для того, чтоб прикоснуться к ней. Кто-то сочувствующе цокал языком, кто-то кричал непристойности и просил его заткнуться.
Герти понял, что сойдет с ума в обществе этих тлеющих человекоподобных созданий, если немедленно не обратит на себя внимание.
Он попытался набрать в легкие побольше воздуха, но с первым же глотком втянул в себя угольную гарь, обильно парившую в воздухе. Пепел заживо кремированных человеческих тел.
Герти успел ощутить его соленый привкус, прежде чем его вырвало. Угольщики встретили проявление этой слабости скрежещущим хохотом и потоком оскорблений.
— Слабое нутро у сыряка!
— Ты смотри-ка, хоть не пеплом блюет!
— Не по нраву ему Пепелище, карасю копченому…
— Да что с ним говорить, на трон его!
— На трон!
Наконец Герти удалось разогнуться.
— Я… Меня зовут Гилберт Уинтерблоссом, — выдохнул он, цедя воздух крошечными глотками и едва удерживаясь от нового приступа, — Я пришел… Пришел, чтоб попросить. Мне нужен Изгарь!
— Тебе уже ничего не нужно, — угольщик с пистолетом сплюнул сквозь зубы крупной пепельной крошкой, — Или ты думал, что всякий сыряк может придти на Пепелище и уйти когда ему вздумается? Нет, брат.
Герти поднял руки ладонями к стоящим, надеясь, что у угольщиков этот жест означает то же, что и у обычных людей. Но его ждало разочарование. Увидев бледную кожу на его руках, угольщики вновь разразились криками и руганью. Их взгляды испепеляли не хуже живого огня. Ощущая со всех сторон неумолимый жар, Герти с ужасом начал понимать, насколько сильно его ненавидят. Не за то, кто он и зачем пришел. За другое, намного худшее.
За то, что в нем не пылает внутренний огонь, пирующий крохами его тела и неумолимо превращающий его в обугленные руины. За то, что в нем не сидит огненный демон, пожирающий кости и превращающий их в ломкие угольные обломки. Выжигающий кровь и скручивающий жилы. За то, что на нем белая рубашка, не тронутая копотью. За то, что его глаза ясны, а не похожи на разваренные ягоды. Даже если бы он оказался самой Бангорской Гиеной, его бы не ненавидели больше.
Старая крыса Беллигейл был прав. Нельзя было соваться в логово угольщиков, да еще и в одиночку. Еще одна ошибка в длинной цепи его ошибок, берущей начало с того момента, как он ступил на остров. Эти безумцы, ослепленные терзающей их болью, не проявят милосердия или жалости. Те давно превратились в пепел, усыпавший пол наравне с тем пеплом, что остался от их плоти. Боль сделала их рычащими и воющими животными, не способными рассуждать, лишь впитывать чужое страдание. В их взглядах, жадных и мутных, Герти прочел это мгновенно. Они не хотели слушать, что он говорит. Они хотели наблюдать его мучения. Впитывать его запах.
Поначалу, для стрельбы из пулемёта ШКАС применялись валовые винтовочные патроны калибра 7,62 мм со всеми существовавшими в то время видами пуль, предназначенные для стрельбы из карабинов, винтовок, пулемётов. Однако в процессе испытаний выяснилось, что они не подходят для стрельбы из ШКАСа.
Как защищать сослуживцев, если они боится тебя и презирают… Фландрия, 1919 год, самая страшная война в истории человечества все еще грохочет. Волю кайзеров и королей диктуют танками и аэропланами, а еще ей верны магильеры – фронтовые маги XX века. Германия еще не приняла капитуляцию, и ее последняя надежда – «мертвецкие части», в которых служат вчерашние мертвецы, поднятые из могил штатными армейскими некромантами-тоттмейстерами. Они уже отдали жизнь за страну, но все еще в строю, хоть их сердца давно не бьются – искалеченные и заштопанные, знающие вкус иприта и шрапнели не понаслышке. Они – последняя надежда Германии, но сослуживцы косятся на «мертвое воинство» с ужасом и отвращением, называют их «кайзерскими консервами», «гнильем», «мертвецами в форме» и «некрозными марионетками». Живые боятся того, что могут рассказать мертвые.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Магильеры бывают разные. Фойрмейстеры способны щелчком пальцев превратить человека в пылающий факел. Штейнмейстеры — обрушить стены любой крепости. Вассермейстеры — превратить водяные брызги в шрапнель. Люфтмейстеры — передать слова на расстоянии. Магильеров мало кто любит и почти все — боятся. Но никто не вызывает такой неприязни и страха, как тоттмейстеры. Смертоеды. Некроманты. Верные слуги Госпожи Смерти…
Колонизация Луны произошла не так безоблачно, как ожидалось. Из лунного грунта на свободу была выпущена смертоносная болезнь, гроза и ужас XXI-го века. Официально ее именуют синдромом Лунарэ. Неофициально - Гнилью. В отличие от обычных болезней, Гниль не стремится сразу убить своего носителя. Она стремится его изменить, и внешне и внутренне. Превратить его в отвратительную пародию на человека, безумное и монструозное существо. Инспектор Санитарного Контроля Маан посвятил всю жизнь борьбе с Гнилью и ее носителями.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Прыгнуть через магический костер Матери – еще полбеды. А вот как быть с архангелом, открывшим на тебя охоту, демоном, который так и норовит соблазнить, и призраком папы римского, которого ты сама же и откопала в подземельях Ватикана? Не знаешь? А придется думать быстро: Зло копит силы и уже идет по твоим стопам, Настя…
Обитатели одного из лесов Европы мечтают встретить Новый год, как встречают его люди в городе. Лесным жителям помогают учёные, которые противостоят изменениям климата, вредным для жизни на всей планете. Но тепло в Лесу — отнюдь не всё, что нужно для новогоднего праздника. Где взять кушаний вдоволь? Надо находить выход, но как приходится тому, кто не может его найти?
Запланированный счастливый медовый месяц Дарье и Олегу пришлось отменить из-за неожиданного наследства – умерла тетка Дарьи. Завещание оказалось очень необычным, странным и пугающим, но огромный особняк, большая сумма денег переубедили, и она вступает в наследство. После этого начинаются ее опасные приключения и беды. Опорой для Дарьи становится ее сводная сестра Катя. Неприятности, свалившиеся на голову героине, действительно были нешуточные: родовое проклятие, предательство мужа, оказавшегося маньяком и убийцей, сестра мужа, которая, как выяснилось, ему не сестра, да еще и ведьмарка.
После катастрофы звездолёта осталась в живых только маленькая девочка – потому что мать отдала ей свой кислород. Когда девочка повзрослела, у неё обнаружился неожиданный дар. Благодаря этому она попала в команду космических спасателей. Но для работы спасателем одних технических знаний мало. Космос подкидывает такие загадки, которые разгадает не каждый детектив. Выяснилось, что повзрослевшая девочка успешно справляется и с этими проблемами. В процессе написания.
В провинциальном городе серийный убийца с магическими способностями охотится на девушек. Ни улик, ни какой-то связи между жертвами полиция так и не нашла. Все девушки были очень разными. Но все же что их объединяет? Расследование начинают вести инквизитор Бастиан и могущественная ведьма Западных пустошей Аделин. Со временем они понимают: чтобы найти преступника, надо заглянуть в собственное прошлое.
Роман «Город Сириус» – попытка автора синтезировать литературную форму и философское содержание. В небольшом городке-наукограде происходит череда загадочных самоубийств видных учёных. Выяснением причин происшествий занимается лучший следователь, который к тому же увлекается философией и разгадкой сложных головоломок. Все следы ведут в Сириус – созданный искусственным интеллектом виртуальный город-государство, в который в скором времени должна трансформироваться современная цивилизация. Что увидят участники событий в этом совершенном государстве, сможет ли оно сделать людей счастливыми, как увлечения следователя помогут раскрыть дело, а главное, удастся ли предотвратить надвигающуюся катастрофу, – предстоит узнать читателю. Роман близок к таким произведениям, как «Солярис» Станислава Лема, «Мы» Евгения Замятина и ряду других антиутопий.
У Лэйда Лайвстоуна, почтенного владельца бакалейной лавки "Лайвстоун и Торп", с самого начала установились странные отношения с Новым Бангором, островом на задворках Британской Полинезии. Быть может, потому, что Новый Бангор — не самый обычный остров из тех, что есть на карте, да и нет его на картах — даже самых подробных картах британского Адмиралтейства. У этого острова своя манера обращаться с гостями. Он способен воплощать наяву самые безумные вещи, способные свести с ума даже убежденного скептика или наблюдателя.
Лэйд Лайвстоун — почтенный владелец бакалейной лавки. Он не расследует преступлений, не выслеживает чудовищ, не пытается найти следы мистических заговоров. У него другая, куда более спокойная работа, не связанная с опасностями и риском — он отвешивает своим покупателям чай, кофе и табак. Кроме того, он не прочь поболтать о том, до чего хлопотна жизнь лавочника в британской колонии на задворках только осваиваемой Полинезии, выпить кружку пива в компании приятелей, таких же лавочников, и посетовать на погоду.