Канатные плясуны - [19]

Ну, вы понимаете, что я имею ввиду.

— Что братки имели, то ей и ввели? — уточнил «Робин Гуд».

— Не знаю, свечку не держал, — скривился Ренат. — Во всяком случае, контракт Трупин этот заключил. Что же стало с той женщиной — понятия не имею.

— Нет, но если он ее потом отблагодарил, — пояснила девица, — а на халяву, конечно, некрасиво.

— У тебя психология проститутки, — буркнул Дима.

— И не только психология, — она встала и, сладко потянувшись, так, что хрустнули суставы, предложила:

— Ну и с кем из вас я проведу эту ночь? Пузатик, — она мотнула головой в сторону Рената, — вчера меня просто замучил. Сегодня нужно чего-нибудь, вернее, кого-нибудь полегче. Рыженький, — она посмотрела на Семена, — ты вчера, вроде, сам напрашивался?

Семен затравленно посмотрел на нее.

— Напрашивался, напрашивался, — подтвердил Ренат.

— Я? — Семен закашлялся и выронил курительную трубку в траву, — Я устал сегодня. Столько событий. Я свою очередь пропускаю.

— Ну уж нет, — возразил Дима, — она тебя выбрала, так что соизволь. А завтра… Мало ли что завтра произойдет, но ведь я не стану отказываться, когда завтра наступит мой день… вернее ночь… Или у тебя проблемы?

— Нет у меня никаких проблем, — Семен, не поднимая головы, шарил в траве, пока, наконец, не отыскал эбеновую трубку. — Просто я…

— Спокойно, Сэм, — Ренат искоса глянул на девицу, — проверено, мин нет!

— Это… я не против, — Семен снова выронил трубку, — очередь, так очередь…

— Папашки! — возмутилась девица, — вы ж не к зубному врачу на прием пришли…

* * *

«Робин Гуд» нарубил себе елового лапника и устроил гнездышко возле костра.

— «Нива», конечно, не джип, — философски отметил Дима и лягнул коленками Рената, который тоже на эту ночь пытался расположиться в салоне автомобиля. — Хан, почему бы тебе на диету не сесть? И фитнес-клубы всякие имеются.

— Ночь предстоит прохладная, у меня нюх на погоду, — девица запихивала под одежду мятые газеты и всякую бумагу, которую достала из рюкзака. — Папаша, с тобой поделиться? — она протянула макулатуру Семену, который уже успел забраться в спальный мешок.

— Не надо.

— Ты не стесняйся.

— Оттого что я рыжий, маленький и с фамилией Горфинкель, — Семен улыбнулся, — мне, начиная с пионерского лагеря, а дальше в армии и после, в стройотряде, доставались самые холодные и неудобные койки. Приятного мало, но, «А» — он выпростал из спальника руку и выпрямил один палец, — я научился спать в любых условиях, и «Б» — могу за себя постоять, если возникнет необходимость. Так что не надо обо мне заботиться.

— Папаня, ты мне больше всех тут нравишься, — призналась девица. — Ты серьезно — Горфинкель?

— Шучу. А кто тебе нравится меньше всех? — настороженно спросил Семен.

— Ренатик тоже хороший. Он хоть и толстый, но ранимый, — заметила она.

— Ты только не напоминай ему про ранимость, — посоветовал Семен.

— За дуру держишь?

— Нет, я так… Значит, тебе Дима не нравится? — уточнил он.

— Угловатый он слишком, колючий… Кажется, всех ненавидит. Даже своих друзей. Тех, кто его любит больше всего, тех он больше всего ненавидит.

Семен задумался, как возразить, чтобы не сболтнуть лишнего. А Джессика тем временем забралась в спальник и прижалась к Семену.

— Между нами ведь все ясно? — сухо уточнил Семен.

— Ясно, ясно! — весело подтвердила она. — Но рядом-то теплее.

— Хорошо, — Семен обнял ее так, чтобы девушка могла положить голову ему на предплечье.

Вместе на самом деле было теплее. И еще через несколько минут Семен вдруг к своему стыду почувствовал дискомфорт, вызванный прижавшимся к нему горячим молодым телом.

— Папашка, а ты дашь мне потрогать? — девица, которая, казалось, заснула, вдруг подняла голову.

— Потрогать?! — встрепенулся Семен, попытавшись отползти от нее внутри спальника.

— Я, конечно, мечтала бы еще и во рту подержать…

— ?!

— Ну ее, трубку эту хренову, для курения. Только в кино видела трубки, а уж там наверняка такие дорогие не снимают. Я только на минуточку подержать, ну, какие это ощущения вызывает… я осторожно, честное слово…

— Ладно, — улыбнулся в темноте Семен. — Завтра видно будет…

Джессика, не видя его лица, улыбнулась в ответ.

* * *

Ночью в самом деле неожиданно похолодало. Поднялся ветер, по темному небу, лопатами, как в листопад, гребли березы и осины. Путники спали, укрывши спины, как только в раннем детстве спят, и только проводник несколько раз вставал, чтобы подбросить сухих сучьев в огонь.

— Сэм! — заорал утром Дима, проснувшись первым. — Где завтрак? Это ведь твоя обязанность? Я бы предпочел, — он поежился от холода и обхватил сам себя руками за плечи и похлопал по ним ладонями, — я бы предпочел кружку горячего кофе с лимоном, побольше сахара, поджаристые гренки и немного копченого бекона. Хорошо прокопченную свиную ляжку, — уточнил он, взглянув почему-то на проводника, который мирно посапывал практически вплотную к подернутому пеплом костру.

— Хлеб-то, хлеб-то кончился, — Семен серьезно воспринял заказ. — Хотя, у нас овсяные хлопья есть…

— Овсянка, сэр! Слушай, — Дима обратился к Ренату. — Ты по миру поездил, правда, что в Англии по утрам одну овсянку жрут?

— Ни разу не видел. А про ихнюю королеву слышал, что она по утрам яица с селедкой предпочитает.