Канадский гамбит - [31]

Артерии уцелели, сообщила Элизабет. Кровотечение остановилось полностью. Требовались покой и сносное питание. Добывать последнее вызвался Майк О’Хара.

— Слушай, маэстро, — возразил Фрост. — Покой можно получить и лежа в удобной лодке. А ежели берешься откормить меня перед грядущим боксерским матчем, то лучше не олешков стреляй, а рыбешек лови. Тоже вкусно…

Встречные возражения, приведенные О’Харой, были столь оживленны и выразительны, что Элизабет зажала уши и поспешила увлечь Кевина в чащу леса.

Но доводы Фроста все же перевесили.

Уничтоженный отряд, безусловно, был только частью большой террористической группы. Не встретив похитителей в условленном месте, их приятели немедля пустятся на розыски, а отыскав главных виновников лесного сражения, не станут закатывать в их честь праздничного обеда.

К тому же, хоть израильтяне и были союзниками, но полностью сбрасывать со счетов семерых мужчин и одну женщину, готовых сперва стрелять, а уж после — рассуждать, не стоило. Равно как и связываться с ними.

О’Хара отправился исследовать разгромленный бивуак и доложил:

— Дано: убитых израильтян — ноль целых, ноль десятых. Убитые террористы: на берегу — три целых, пять десятых. Еще три целых относим на счет кораблекрушения в речных порогах. Итого: семь целых. Поскольку даже здесь их заведомо было больше, резонно предположить: наши израильские приятели сосредоточенно преследуют и выводят в расход остальных. Решение задачи: капитан Фрост глаголет истину, следует уносить ноги.

— Что за дикая математика? — осведомился Фрост. — Во-первых, когда это шесть и пять десятых составляли в итоге сложения семь целых? А во-вторых, откуда вообще взялись десятые, и что означает вся эта чушь?

О’Хара покосился. Элизабет и Кевин стояли поодаль.

— Один из убитых террористов рухнул прямиком в горящий костер, — сообщил ирландец. — Осталось от бедняги примерно пять десятых… Но истинная сумма неприятельских потерь составляет, вопреки формальному исчислению, ровно семь единиц. Уразумел? И, между прочим, я имею степень магистра математики. Заруби себе на носу, филолог несчастный!..

Молодой врач, осмотревший, обработавший и заново перевязавший раны Фроста, подтвердил первоначальный диагноз Бесс:

— Переломов не наблюдается, артерии целы. Но полежать придется.

— Как долго? — осведомился Фрост.

Проведя целый день в мягко плывшей резиновой лодке, наемник изрядно воспрял духом и телом. Сейчас его интересовало одно: много ли доведется потерять времени, лежа в госпитале.

Доктор задумался.

— В идеале — не меньше недели.

— В оптимуме?

— М-м-м… Дней пять, не меньше.

— А минимум?

— Вы спятили?

Вмешался О’Хара. Он отозвал врача в сторону и несколько минут негромко втолковывал ему что-то.

— Минимум определяю в одни сутки, — произнес доктор, возвращаясь. — Нужно удостовериться, что нет никакой инфекции. Заражение крови после огнестрельных ранений унесло больше людских жизней, чем сами пули. Вы поняли меня, господин Фрост? Вот возьмем порядочный анализ крови — и будьте здоровы. В буквальном смысле…

Элизабет едва ли не со скандалом заставила наемника подчиниться. Но от успокаивающих и снотворных впрыскиваний Фрост отказался наотрез.

Луна стояла высоко, светила ярко, и Фрост, по доброй воле отвергший снотворное, никак не мог задремать. Часы, надетые теперь на правое запястье, показывали полночь. Наемник следил за бледными лучами, сочившимися сквозь тюлевые занавески, прислушивался к завывавшему снаружи ветру.

Бесс, как он помнил, осталась вместе с Кевином, в охотничьем домике неподалеку, а О’Хара — на пару с местным констеблем, — обосновался там же, объявив, что будет караулить до самого утра, пока не прибудет канадский отряд по борьбе с террористами.

Именно поэтому Фрост и беспокоился.

О’Хара, он хорошо знал это, не спал примерно сорок восемь часов. А местный констебль — что за констебли служат в маленьких провинциальных городках, капитан тоже знал, — сможет противостоять возможному нападению секунды три. От силы, четыре.

Фрост приподнялся на постели. С таким же успехом — а, возможно, и гораздо лучше, — он мог улечься в домике, подле Бесс. И к ребенку поближе…

— Сестра! — позвал капитан. — Дежурная сестра!

В крошечной, четырехместной клинике он был единственным пациентом.

Дверь отворилась, хлынул поток яркого света, возник темный женский силуэт.

— Я здесь, капитан Фрост. Что-нибудь случилось?

— Я ухожу.

Наемник тяжело вздохнул и свесил ноги на пол. Женщина приблизилась. Пряный запах духов насторожил капитана. Сестра, виденная им раньше, не пользовалась парфюмерией. Да и выглядела изящнее. И платье носила, не брюки…

— Никуда вы не уходите, — негромко сказала женщина.

Фрост увидел очертания пистолета, неуклюжий, точно исхудалая пивная банка, глушитель. И ухватил подушку.

Не ахти какое оружие, годное разве что для потасовки в детской спальне — да и то, шуточной потасовки. Удар подушкой пришелся по стволу одновременно с выстрелом. Пуля шлепнула в матрац, а Фрост кинулся на женщину.

Хорошенькая — пожалуй, красивая, — но злобный оскал и сверкающие от злобы глаза делали ее чуть ли не отталкивающей. Она шипела, пыталась высвободить захваченное наемником запястье, а свободной рукой норовила ударить противника в пах.