Канадские охотники - [2]

— Да нет, баран!

— Коза!

— Но его же называют «диким бараном Скалистых гор»!

— Самая новая книга по естествознанию определяет бигорна как «capra canadensis»! «Capra» — значит коза, запомните хорошенько — коза! Канадская коза…

— Я опираюсь на мнение не менее серьезного автора, который определяет бигорна, как «ovis montana». «Ovis» — значит овечка, слышите, овечка, иначе говоря баран, горный баран…

Оба арбитра и глазом не моргнули в течение всей этой дискуссии[6]; спорящие почти кричали, уже не слыша друг друга.

— А вы знаете, каков он, бигорн? — произнес наконец сэр Джордж, воспользовавшись секундной паузой.

— Ну, по рассказам, по описаниям знакомых…

— Это прекрасное животное. Охота на него трудна, драматична, вся на нервах, тут требуется железное здоровье, необыкновенная ловкость и редкостная удача. Я предпочитаю бигорна кейптаунскому льву, пантере с острова Ява… даже, пожалуй, королевскому тигру… Тигра можно все-таки догнать, а за бигорнами не угонишься… Скоро их уже не останется, это восхитительное животное исчезнет, как гризли[7], как бизоны[8], как многие другие виды…

— Значит, — робко роняет мистер Проктор, — вы охотились на бигорна?

— Одного я даже подстрелил и потом ел из него котлету. Котлета стоила мне тысячу фунтов, но я не жалею.

— Поэтому никому, кроме вас, не разрешить наш серьезный спор.

Вовлеченный в обсуждение любимой темы, сэр Джордж в конце концов поднялся.

Это был человек неопределенного возраста, скорее усталый, чем пожилой, высокий, худой, угловатый, с бесстрастным, почти холодным лицом, равнодушными бесцветными, ни на чем не задерживающимися глазами, с прямым — почти без губ — ртом, над которым нависал нос, напоминающий ястребиный клюв.

Его неподвижное лицо странной бледности обрамляли бакенбарды, словно посыпанные перцем и солью, в свисающих усах шатена сверкали седые нити. Темные, густые, с приятным блеском волосы контрастировали с седой бородой.

В общем, сэру Джорджу Лесли уже перевалило — и похоже давно — за сорок. Богатый, элегантный, истинный джентльмен, убежденный холостяк, он большую часть своей жизни странствовал. Его приключения возбуждали интерес публики, уважающей спортсменов. В Лондоне несколько сезонов подряд только о нем и говорили, хотя и без особой симпатии.

Рассказывали страшные истории с сэром Лесли в качестве героя, ему приписывали — не приводя, правда, никаких деталей — поступки, математически рассчитанные и убийственно хладнокровные, свойственные людям, не боящимся крови. Офицер индийской армии, погибший впоследствии при странных обстоятельствах, вспоминал даже, что сэра Лесли прозвали Вампиром…

Ничем не подкрепленные слухи все-таки оставляли в общественном сознании смутный зловещий след.

— Честное слово, — сэр Лесли скрестил руки на худой, но широкой груди, — мне трудно привести вас к согласию. Скорее, пожалуй, баран, насколько смутные воспоминания позволяют мне иметь собственное мнение.

— Баран, я же говорю! — закричал обрадованный Проктор.

— Его закрученные спиралью рога, крупные, с поперечными полосками, длинные (порой до пятидесяти двух дюймов) — это рога барана.

Вулф прервал его:

— Однако лежбища, и поразительная подвижность этих животных сближают их с козами. Как утверждает Джеймс Фергюссон, бигорна, на которого любят охотиться в Скалистых горах[9], можно считать и козликом.

— Но он же бывает около двух метров в длину. Впрочем, какая разница — особенно сейчас, — коза это или баран? Но вы, Фергюссон и Вулф, хотите все-таки заключить пари?[10]

— Конечно! Я ставлю тысячу фунтов за козу!

— Я ставлю тоже тысячу…

— Тысяча фунтов! Неплохая сумма, особенно когда уверен, что выиграешь… Ну что ж, спорю на пять тысяч фунтов, а вы, Проктор?

— Идет! Тоже пять тысяч! — решается толстяк после долгих колебаний.

— Сделка заключена, — воскликнули в один голос Вулф и Фергюссон.

Сумма в пятьсот тысяч франков при таком ничтожном предмете спора кажется нам, французам, слишком большой. Для Англии же, где во всех слоях общества пышно расцветает мания пари, это обычная ставка: древняя, пресыщенная, артистичная нация жадна на эмоции.

Пари, предложенное сэром Джорджем Лесли и принятое его собеседником, скоро приведет к драматическим последствиям.

— Ну хорошо, — бросает Фергюссон, — но как доказать правоту или ошибочность наших утверждений?

— Очень просто, — отвечает сэр Джордж. — От Ливерпуля[11] в Галифакс[12] пароход отправляется в полночь. Сейчас два часа. Чтобы собраться, времени более чем достаточно. Мы отчаливаем от пристани Ливерпуля, через семь дней прибываем в Галифакс, там садимся на канадский трансконтинентальный поезд[13] и через шесть дней будем в Виктории, красивейшей столице Британской Колумбии;[14] оттуда регулярно организуются маршруты в Скалистые горы. Вот и все.

— Вы говорите «отправляемся»… Кто именно?

— Да все мы, черт возьми, все заключившие пари четыре члена Клуба охотников. Мы, охотники…

При этих словах Проктор, Фергюссон, да и сам Вулф, как будто привыкшие к такому глобальному[15] английскому, ни перед чем не останавливающемуся мышлению, переглянулись в смущении: сибаритов[16]-промышленников, удалившихся от шумного света, испугал проект, осуществление которого сопряжено с трудностями, усталостью и даже риском.