Камуфлет - [24]

Зашло моё солнышко — вскочил, разогнался, кувырок через голову, ещё один, слепая зона, рысью метнулся к колонне, прижался к холодному мрамору.

Так, мы вас слушаем. Мы вас внимательно слушаем.

— …эксперимента… двенадцать вакансий… ревитализация…

— …не получится?

— Терминация, абсолютная. В грунт, на минус полтора.

— …пухленький, из Новосибирска… как неприкаянный… Меньше года осталось… перезанять. Да кто ж ему даст?

Что случилось? Шагов не слышно… А, чёрт! Туфли-лыжи стоят на полу, а их хозяйка, хитрющая бестия, бесшумно крадётся ко мне со спины. Упёрла мою идею!

Чего уж прятаться — вышел на свет божий. Прямо в носках, какие тут приличия.

Кобра метнулась вслед, стая приблизилась, прижав меня к колонне. Что ж, не худший вариант. Как там учили? «Всегда прикрывай спину»; «Удивил — победил».

Спикировал на них и — хамским голосом:

— Здорово, пасынки Вселенной! А чо это вы тут делаете, а? Что, блин, разглашаем?

Пугливо озираются — удар пришёлся в цель.

Только Мария надвигается, сверля диоптриями.

Хвать её за руку:

— Не ссы, Маша, я Дубровский.

Зрачки её дрогнули, я впился взором в лоб — и взгляд не отвожу. Палёной шерстью завоняло, раскалённые докрасна очки на пол с визгом швырнула.

Ослабил хватку, обвёл всех суровым взглядом. Собратья молчали. Молчали!

— Всё, ребята. Лично мне вы больше не нужны. Вот особый отдел, он, вероятно, скоро вами заинтересуется.

Какие унылые сделались лица! Только двое из ларца, одинаковых с торца, едва сдерживали ухмылочки, поглядывая на мои носки.

Кобра на полу, издыхает. Капюшон сдулся, в голове дыра дымится, хвост подёргивается. Рядом замерла женщина. А ведь без дурацких-то очков она хороша. Ну да, крупновата… А может, это мы, мужички, измельчали?

Я отошёл, насвистывая что-то из Хиндемита (О как!).

Ничего, когда на второй выйду, уже по углам не пошушукаетесь.

Случилось эта история, повторюсь, в прошлый раз. А вспомнилась теперь, когда от Сергея вышел. И вмиг прояснились критерии. Сработала цепочка: кобра — ядовитая змея — как отличить? — по укусу.

Значит, по итогу. Так и с нетленкой: важен результат.

Чем нетленка отличается? К ней тянет прикасаться неоднократно. Смотреть, слушать, читать. Точнее, перечитывать. При этом человек, а значит и мир, меняется. Это как любовный оплодотворяющий акт — в сравнении с рутинным сексом. Не просто чесать, где чешется, а плод зародить.

Мой ребёнок — это будущая книга. А вдруг, прочитав, пацаны перестанут сушить мозги в Интернете? А другие пацаны бросят насиловать одноклассниц, сосать пиво из горлышка и гадить в подъездах.

Или мужики русские наконец прозреют: какое это золото — наши женщины. И браков станет больше, а разводов меньше.

А может статься, нетленка к олигарху попадёт — и дрогнет железобетонная душа. И вместо очередной яхты отдаст он свои миллиарды, скажем, на больницы.

Стоп! Все признаки мании величия. К психиатру, к психиатру!

Ступень четвёртая Право на вопрос

Кровь течёт осенняя, глухая,

Мы плывём, и наше судно зыбко.

Сергей Аверинцев (1963)

Академия, спустя ещё год

Язык мой — враг мой. Сам же и виноват, болтал, где ни попадя. И на семинаре бухнул, мол, объективен лишь материальный мир. А виртуал живёт лишь в мозгах, наших или компьютерных.

Господи, что тут началось! Меня клеймили позором, втаптывали в землю, об меня вытирали ноги.

— А мы-то, Академия, где же? Нас что ли нету?

— Тогда мы не должны отбрасывать тени. А ведь отбрасываем. И очень отбрасываем.

— Вот она, тень-то, — кто-то скабрезным жестом согнул руку в локте. — Погуще будет, чем у некоторых.

— А раз мы существуем, то вы в луже, — сказал другой. — Или убедите нас в обратном.

— Разумеется, — ответил я. — Но имейте в виду: бритву Оккама[12] никто не отменял.

— И как вы докажете истину? Пальцем на глаз нажмёте: раздвояемся мы или нет?

— Докажу, если… если разрешат часы с секундными стрелками. Тогда можно сверять…

И тут воцарилась тишина. Неужто я утёр им нос? Но нет — раздался негодующий взрыв: я покусился на святое.

— Поставим вопрос на Правлении, терминируем наглеца. Нет человека — нет проблемы.

— Какое Правление, вы забыли? Теперь у нас демократия. Навешать ему, и все дела.

До суда Линча не дошло. Но ясно одно — я так и остался чужаком. Ну конечно: пришёл сам, из провинции, да ещё на рожон лезу.

Похоже, моё духовное смятение связано с ГЛАВНЫМ ВОПРОСОМ. Да-да, та самая колонна с письменами из музея Брэдбери. И наверняка к этому вопросу имеет касательство первый, самый закрытый сектор Академии. С его сотрудниками я пока не стыковался, как-то не получалось.

В особый отдел зайдёшь, с Главным Талмудом поработать, — а чемоданчик-то ещё тёпленький. В формуляр заглянешь, — вместо подписи свежий знак «Z» стоит, даже чернила не высохли. То не Зорро бешеным клинком метку оставил — сотрудник первого сектора с потаенными страницами «ознакамливался». Абсолютно сугубо.

Идёшь по коридору, а у монстеры, что в бочке деревянной, листья-вееры колышутся. То не ветер-сквознячок их раскачивает, нет. Активисты из первого сектора на задание промчались. Абсолютно сугубо.

Или в буфет зайдёшь — а пива холодного нет. Как же так? — спросишь. — Ну, оставалось, да хлопцы из первого сектора оприходовали. Успешную операцию отмечали. Обидно, понимаешь. А ничего не поделаешь — абсолютно сугубо.