Камуфлет - [21]
Что-то я разворчался. И что насчёт Вальки? Ах, да. Собираемся мы на Васиной горке, костерок дымит — картошку печём. Валька достаёт заветную тетрадь с инфернальными бестселлерами, начинает читать… — здесь мы отступим от реализма и немного пофантазируем. … — начинает читать и вдруг спотыкается… Пробегает взглядом первую страницу, вторую… Чешет репу:
— Вот что, пацаны. Слов тут много нехороших, — и в костёр тетрадь.
Представим невозможное: Валька охрабрел настолько, что забыл про брата, настоящего владельца коричневой тетрадки. Хотя вообразить такое трудно: старший брат незримо присутствовал. Точнее, тень брата с солдатским ремнём из толстой кожи. Но повторюсь: допустим. И что? Валькин поступок поправил бы нашу нравственность? Фантастика!
Стоп, стоп, стоп! Мы отвлеклись. Тема, конечно, интересная. Тем более что история с тетрадкой спустя многие годы имела продолжение. Но об этом чуть позже.
Только не считайте две предыдущих страницы пустой болтовнёй. Валька Девятаев — вовсе не пустячный персонаж; кабы не он, рассказ мог лишиться важнейшего элемента, который войдёт в ответ Генерального Вождя (помните: право на вопрос?). Однако и этому своё время.
Теперь об одном знаменательном явлении. О нём загодя писали газеты, частенько упоминали по радио — телевизоры тогда имелись лишь у немногих счастливцев. Не буду томить — речь пойдёт о солнечном затмении. Именно Валька предложил нам закоптить осколки оконных стекол — тёмные очки тогда стоили денег и считались атрибутом вражеских шпионов.
Ни к чему многие описания. Да, ночь среди дня. Да, собаки смолкли, а птицы загомонили. Но существовало нечто более важное.
Погасло дневное светило,
Закрывшись светилом ночным.
Дрогнуло чёрное стекло в моей руке — и кольнуло внутри (уже тогда!). Что-то было не так.
Внутри звучал зловещий мотив. Я ощутил себя букашкой, которую вот-вот раздавит чужеземная ножища. Этот набатный мотив проявился спустя полвека. Да, через полста лет тревожную тему угадал Эннио Морриконе: «IL TRIO INFERNALE».
Чтобы выразить внезапное откровение, мне тогдашнему не хватало знаний и слов. А сейчас недостаёт ясности воспоминаний. Понял многое, но успел позабыть, что главное нужно вспомнить. Осталась лишь странная тяжесть.
Знаете, на что это похоже? Представьте, что вы ребёнок. Роясь в шкафу, наткнулись на спрятанную шкатулку. Похоже, родители скрывают её от вас — любопытство разгорается. Ну-ка, ну-ка, что за секреты? Надеясь узреть таинственные сокровища, поднимаете, а там… бумаги.
Что такое?… Усыновление… Как?! Разве папа и мама не родные? Почему так?
Нечто подобное испытал я, ребёнок, глядя через закопчённое стекло на погасшее Солнце. Но детские переживания недолговечны — новые заботы вытесняют их с лёгкостью.
Вернёмся к нашему атаману. Нет, уже не к Вальке.
«ВАЛЕНТИН ДЕВЯТАЕВ», — значилось на афише, спустя тридцать лет после детства.
«ВАЛЕНТИН ДЕВЯТАЕВ… Заслуженный артист… Начало в 18 часов».
Он? Наверное. Не может ведь так совпасть: Валентин Девятаев, Свердловск.
Вечер, полутёмный зал. Солист выходит на сцену, сомнения остаются. Но вот запел… Валька, наш заводила Валька!
Репертуар из Ободзинского, «Эти глаза напротив» и прочее, — исполнял он здоровски, не чета нынешним голубым с голубого экрана. И родилась весёлая идея. А что? Валька — артист, то есть натура чувствительная. Может получиться.
По окончании концерта захожу в комнату за сценой — то ли гримёрную, то ли уборную… в приличном смысле слова. Там процесс для узкого круга: поцелуйчики, опять же цветочки. Интересно, куда артисты девают этакую прорву букетов?
Скромно пристроившись в уголке, жду, пока девицы испарятся. Валька сидит у зеркала, не замечая меня. Не тот, что на сцене, полный энергии и бьющей через край радости; наоборот, усталый, с потухшим лицом.
Погодь-погоди, сейчас мы тебя взбодрим.
Подхожу ближе. Не узнавая меня, он пытается встать. Я же, приложив палец к губам (дескать, молчи!), отхожу на пару шагов. И, в манере прежнего Вальки:
— Дон Аскольд сидит в своем кабинете и глупо рассматривает… — и далее по тексту.
При первых же словах Валька дёрнулся, как от шила в задницу. Он силится меня вспомнить. Ещё не то.
Откашливаюсь — и сызнова:
— Дон Аскольд сидит в своем кабинете и глупо рассматривает в лупу свою… — замолкаю — и Валька въехал! Слово рвётся у него с языка, и дальше мы читаем в синхрон по памяти.
Рот у Вальки до ушей, в глазах слёзы. Что значит волшебная сила искусства!
Удалась лихая затея! Подойдя к другу детства, на миг сжал его плечо и, развернувшись, дал ходу. С тех пор про Вальку я ничего не слышал.
Ступень третья
Полжизни взаймы
В дивных райских садах
Наберу бледно-розовых яблок.
Жаль, сады сторожат
И стреляют без промаха в лоб.
Владимир Высоцкий, «Райские яблоки»
На Материке карьера меня не прельщала. Другое дело — в Академии. Находясь на первом уровне, я с упреждением мечтал о третьем.
Помимо прочего третий уровень добавлял тридцать лет жизни. Вы можете спросить: а не жирно будет? Отвечаю: не инстинкта ради, а чтобы сотворить нетленку.
Слово «нетленка» обычно используют в ироническом смысле. Но в Академии это официальный термин. Ведь
Догадывался ли Гаузен, обычно не склонный к героическим поступкам, что в скором времени ему предстоит спасать не одну, а сразу двух девушек? Прекрасней первой он не встречал, а вторую он даже в глаза не видел! Тут уж не до взбалмошного принца с его занудным заданием. А древняя реликвия, полученная от обиженного жизнью призрака, впутает в такие неприятности, что в одиночку не расхлебать! Без паники! Причина всех неприятностей запросто может послужить ключом к их решению. Вот что нужно знать, оказавшись в переплете… В переплете Книги Знаний.
Сколько всего на меня навалилось после одного вечера! Но письмо из академии магии — это уже слишком! И ведь отказаться нельзя! Теперь нам с сестрой предстоит отправится в другой мир. Что нас ждёт? Приключения? Дружба? Любовь? Или выживший из ума призрак, от которого мы должны избавиться? Но как нам это сделать в мире, где мы никому не можем доверять?
Диалоговый опус о массовых попаданцах. Имеются сленг, стёб, спам, рояли.
«Калейдоскоп феникса» – это уникальное издание, собравшее в себе экспериментальные произведения малой прозы. Для произведений характерен сюжет, изображающий мрачные события и катастрофы, трагические изменения человеческого сознания, охваченного страхом и теряющего контроль над собой. Для них типична зловещая, угнетающая обстановка, общая атмосфера безнадежности и отчаяния. Мистичность этих произведений обусловлена стремлением автора разгадать метаморфозы человеческой психики и познать её тайные свойства и патологии, обнажавшиеся в «аномальных» условиях.
Эта удивительная повесть про путешествие во времени одного современного русского мальчика принадлежит перу известного сценариста, художника и актёра Александра Адабашьяна (сценарист: «Несколько дней из жизни Обломова», «Неоконченная пьеса для механического пианино»; художник-постановщик: «Раба любви», «Свой среди чужих, чужой среди своих» и др.) и режиссёра Анны Чернаковой. Герой повести попадает в прошлое своей семьи и по мере развития событий углубляется всё дальше и дальше во тьму веков, оказываясь в конце пути в XIV веке у своего пра-пра-пра-пра… – деда.
Эксцентричный бизнесмен бесследно исчезает. Через несколько лет его признают пропавшим без вести и оглашают завещание. Огромное богатство переходит бедной семье, главой которой является родной брат пропавшего бизнесмена. Семья переезжает в старинный особняк на «Рублевке». Два родных брата остаются праздновать Новый год в особняке, а родители улетают за границу. Парни находят на чердаке необычный сейф, который им вскоре удается открыть. Они планируют праздновать Новый год с красивыми девушками среди роскоши и дорогих машин.