Камни в холодной воде - [26]

Погружённая в свои мысли, Лия отрешённо смотрела на то, как клонившееся к закату, неожиданно обжигающее солнце бросает косые лучи на мокрые листья прибрежных ив. Ещё несколько мгновений, и она больше никогда всего этого не увидит. И не вспомнит.

Ложь!

Корнев тем временем ещё раз проверил мотор и, взяв в руки деревянный багор с железным наконечником, оттолкнулся от берега.

Лодка плавно скользнула по воде, тихо прошуршав дном по длинным водорослям. Для Лии это был звук конца.

Вечернюю тишину, нарушаемую лишь тихим плеском капель воды, которые падали с багра Виктора Николаевича, прорезал крик. Истошный, надрывный крик, исходивший, казалось из самых потаённых глубин мертвой, истерзанной сомнениями и болью души.

Лия повернула голову так резко, что затрещали позвонки. Ведь это был голос того, кого она меньше всего ожидала, и больше всего надеялась услышать. И голос этот кричал одно только слово:

— Лия!

Звук собственного имени, произнесенного его голосом, отозвался в сердце Лии мучительной болью. Зачем он кричит сейчас, когда от той любви, что сжигала её, остался лишь прах?

— Вадим Борисович что ли кричит? — недоуменно проговорил Виктор Николаевич, прекращая грести.

Лия ничего не ответила, да этого и не требовалось: на вершине земляной лестницы, сходившей к причалу Корнева, показался Ильинский. Он тяжело дышал, а его отросшие седые волосы растрепались. Зелёная камуфляжная куртка была расстёгнута, а рубашка на груди измята, словно он в порыве отчаяния вцеплялся в неё руками — одна пуговица оторвалась, а другая висела на одной ниточке.

Заметив, что лодка ещё не отплыла, Ильинский, переведя на мгновение дыхание, начал быстро спускаться вниз. На половине ступенек не было деревяшек, и пару раз он чуть не упал. Рыхлая земля склона осыпалась у него из-под ног.

Оказавшись на берегу, который покато уходил к воде, Ильинский остановился и, подняв голову, прокричал так, что слова эхом разнеслись по водной глади:

— Лия! Лиенька! Лия, стой! — срывающимся голосом прокричал Ильинский. И, видя, что лодка остановилась, он, не дожидаясь ответа, спустился в воду. — Вернись. — Его голос показался Лие какими-то странным — таких интонаций она в нём никогда не слышала. — Ко мне вернись, — чуть тише добавил он и поднял взгляд.

В его серо-голубых глазах, глядевших на Лию сквозь упавшие на лоб пепельные пряди, стояли слёзы. Ильинский плакал.

От осознания этого Лие сделалось не по себе. Все происходящее превращалось в нелепую мелодраму, в которой провинившийся герой в слезах и соплях, на коленях упрашивает героиню остаться.

Не этого ли она хотела ещё утром? Не об этом ли мечтала? Действительно, пронеслось в мыслях у Лии, прав был кто-то — бойтесь своих желаний, они имеют свойство сбываться.

А сердце рвалось на части.

— Чего вы ходите, Вадим Борисович? — ей вдруг стало трудно говорить, по телу пробежала дрожь, которая, словно электрический разряд, пронзила всё её существо. — Чего хотите этим добиться сейчас? — последнее слово она почти выплюнула. Боль и обида душили, но слезы не шли, лишь едкая влага жгла глаза.

— Лия, — повторил, Ильинский, — прошу тебя, не уходи.

— Я могла бы с вами быть, — негромко, но отчётливо произнесла Лия. — Я могла бы про все забыть. Я могла бы вас любить. Но какой в этом смысл, если всё это — лишь игра? Я сходила с ума, когда вы променяли меня на Лизоньку. В моей душе нет больше места для вас. И теперь я свободна, — повысив голос, добавила Лия, — свободна от вас.

Она знала, что лжет, лжет сама себе, но смотреть на Ильинского, стоявшего в реке, было выше её сил. Она хотела прогнать его, и в то же время её израненная и уставшая душа кричала, о том, что Лия не должна так поступать.

— Не говори так! — Ильинский сделал резкий шаг и тут же оказался по колено в воде, уйдя сапогами в ил.

Он стоял перед ней — мокрый, заплаканный и несчастный. Ильинский как будто постарел на десять лет. Не внешне. Лия теперь отчётливо видела пустоту в его взгляде, которую часто замечала краем глаза, украдкой, но не могла найти ей объяснение.

Не сводя с Лии глаз, Ильинский упрямо шагал вперёд, а волны расходились от него небольшими кругами, качая длинные водоросли, которые он раздвигал руками. Растения будто пропускали его вперёд.

Вадим Борисович зашёл в реку уже по пояс. Брызги воды яркими каплями блестели на его одежде и волосах в лучах июльского заходящего солнца.

Его пальцы вцепились в борт лодки.

— Лия, — расстроенно произнес Виктор Николаевич, опуская багор, — Вадим Борисович, — он с лёгкой укоризной посмотрел на вцепившегося в борт лодки разбитого Ильинского, — что происходит? Может быть, вам лучше поговорить на берегу?

— Нет, не поговорить! — надрывно вскрикнула Лия, хватаясь за багор, который Корнев всё ещё держал в руках, и попыталась отпихнуть им Ильинского.

Её раздирал истерический смех, казалось, ещё чуть-чуть, и она захохочет, как шальная, и свалится за борт. В объятия Ильинского. Лию передёрнуло от боли, холода и отвращения. Любимые руки, которые так нежно гладили её волосы, которые застегнули на ней цепочку, были опоганены.

— Весной вы сказали мне, что не вернётесь, — произнесла Лия, машинально начиная перебирать бледными пальцами нервной руки тонкую золотую цепочку. — А сейчас я вам говорю — я не вернусь.