Камикадзе - [38]
Я взял кувшин с яблочным соком, глянул по сторонам, куда бы его вылить, и выплеснул на траву. И зачерпнул из ручья, на берегу которого мы сидели, простой воды. Я еще ни разу не видел, чтобы туземцы пили воду - только соки. Но вода оказалась теплая и противная. Мои гвардейцы, уже закончившие приготовления и тоже усевшиеся в кружок перекусить, увидев, что я пью воду, вдруг все повскакивали на ноги и закричали: "Сэр! Сэр!" Замахали руками... Что такое? Мне и самому сначала показалось, что это бензин. Но откуда, думаю, тут бензин, если даже на острове и есть запасы нефти. Ацетон - не ацетон...
Я быстро глотнул апельсинового сока, услужливо поднесенного мне Майк-лом. Вдохнул... Хорошо, что перед тем, как глотнуть воды, я инстинктивно выдохнул. Это был чистый спирт! Девяносто шесть! Шило! Или я был не Валера Кравцов, летчик с авианесущего противолодочного крейсера "Малая земля", бортовой номер "18"! Но почему спирт мог показаться мне отвратительным на вкус? Теплый, вот в чем дело. Температура воздуха была в тени градусов тридцать, а ручей протекал и по открытой местности, где на солнце - все сорок пять. Почти без запаха, может даже, - медицинский. Гидролизный всегда отдает резиной, даже если высшей очистки.
В голове приятно зашумело, словно открылся кислородный клапан. Туземцы с ужасом смотрели, как я отхлебывал из глиняной кружки, и не успевали мне подкладывать - мясо, рыбу, все подряд. Один Майкл оставался внешне невозмутимым, но тоже посматривал на меня с некоторой тревогой. Он же за меня отвечает. Но я уже стал разбавлять спирт апельсиновым соком, надо же было еще домой идти. Чувствовал себя прекрасно! Главное, не перебрать на такой жаре. Вот теперь, думаю, все в порядке. Спасибо, Господи, за все, что Ты для меня сделал, а то все время было такое чувство, что Ты мне чего-то недодал. Еще бы закурить... Сигареты кончились. Но Майкл повернулся к Бертрану, потянул у него из зубов коротенькую трубку и протянул мне. Табак у Бертрана был великолепный. Что еще человеку надо? Сейчас бы сюда Мэри, без всякой связи подумал я.
Потом я лег под деревом на траву, раскинул руки и ноги и, глядя в небо, просвечивавшее сквозь листья, вдруг понял, что я сказочно богат! Я законный хозяин острова, избранный народом. На какой срок - неважно, но не меньше, чем на два срока. А там будет видно. Остров - чудо. Даже если на нем нет никаких других залежей - золота и серебра, - то все равно, если вывозить отсюда танкерами один спирт, я со временем стану мультимиллиардером. Ручей этот, по всей вероятности, течет тут с сотворения мира, но, как я понял, почему-то не впадает в океан. Если бы впадал, в океане давно погибло бы все живое. Но оно не погибло, значит, спирт где-то накапливается, образуя подземный водоем, не связанный с океаном. И не дай бог когда-нибудь прорвет... Но интересно, почему туземцы его не пьют?
Помню, еще подумал: а может, все-таки не медицинский?..
А больше ничего не помню - как вернулись вечером в деревню, как туземцы меня несли. За руки и за ноги или по очереди на плечах? Или соорудили из подручного материала какие-нибудь носилки. Ни-че-го! Но, слава богу, спирт оказался настоящий, этиловый, потому что перед утром я все-таки проснулся - у себя в резиденции, на разложенном чьей-то заботливой рукой моем спасательном плотике. В помещении было еще темно, пощупал - рядом лежало какое-то тело. Еще пощупал. Нет, это была не Мэри, нечто гораздо больших размеров, и сопело, как мужик. Голова трещит, а главное - на душе скверно. Опять нажрался... Нашел в кармане комбинезона зажигалку, чиркнул - рядом раскинулась в небрежной позе, разметав волосья, Жаклин, политическая советница... Как она сюда попала? И неужели я с этой развратной самкой совокуплялся?
Я растолкал даму и выгнал ее из помещения. А потом опять уснул.
Когда я во второй раз проснулся, было уже совсем светло. Во рту сухо, но рядом уже стоял кувшин с апельсиновым соком, приятно охлажденным. Душевный парень этот Минька... Выпил полкувшина, стало легче. Думаю: сбегаю на двор... А потом еще посплю.
Но тут за стенками резиденции раздался какой-то сдавленный визг, послышался шум борьбы, крики, как будто кого-то собирались резать. Я вскочил со своего ложа и схватился за пистолет.
Вдруг занавеска на дверях откинулась и вошли: сначала Майкл-Минька, помахивая короткой дубинкой. Свирепый, как черт, - гуд монинг, сэр! За ним двое гвардейцев, тоже с дубинками, втащили какого-то упиравшегося изо всех сил лысого туземца в набедренной повязке и бросили его передо мной на пол. Лысый сначала злобно огрызался, что-то кричал охранникам, доказывая свою правоту. Но Минька огрел его дубинкой по спине, и туземец угомонился, покорно стоял передо мной на четвереньках с опущенной головой.
- В чем дело? - спрашиваю у Миньки. Пистолет уже спрятал, поняв, что случился какой-то рядовой инцидент на бытовой почве и начинаются мои рабочие будни в качестве верховного правителя и судьи. Принял, по возможности, государственный вид...
- А вы посмотрите, сэр, на это безобразие! - замахал Минька руками. - Это о'кей? - ткнул в согбенного туземца пальцем.
Заводские историиРодился 14 марта 1940 г. в Рязанской области, в селе Победное... Он рос в семье военного, детство и юные годы провел на Украине в поселках и городах Днепропетровской области. Закончил Днепропетровский металлургический институт, работал мастером литейного цеха в Одессе, затем приехал в Ленинград, устроился на завод «Большевик». В 1968-1970-е гг. в чине лейтенанта служил в танковых частях. В армии начал писать прозу. Как это бывает в России - «с тоски» по отступающему вдаль идеалу. Его повесть из армейской жизни «Любовь к афоризмам» (1974), повесть об опасности и благотворности романтических порывов, вызвала в ту пору живую дискуссию.Первый рассказ Михаила Панина «Расстояние» опубликован в журнале «Звезда» в 1973 г., и с этого времени его высокопрофессиональный литературный труд связан с жизнью этого старейшего журнала России.
Les trois mousquetaires. Текст издания А. С. Суворина, Санкт-Петербург, 1904.
Он встретил другую женщину. Брак разрушен. От него осталось только судебное дозволение общаться с детьми «в разумных пределах». И теперь он живет от воскресенья до воскресенья…
Василий Зубакин написал авантюрный роман о жизни ровесника ХХ века барона д’Астье – аристократа из высшего парижского света, поэта-декадента, наркомана, ловеласа, флотского офицера, героя-подпольщика, одного из руководителей Французского Сопротивления, а потом – участника глобальной борьбы за мир и даже лауреата международной Ленинской премии. «В его квартире висят портреты его предков; почти все они были министрами внутренних дел: кто у Наполеона, кто у Луи-Филиппа… Генерал де Голль назначил д’Астье министром внутренних дел.
А вы когда-нибудь слышали о северокорейских белых собаках Пхунсанкэ? Или о том, как устроен северокорейский общепит и что там подают? А о том, каков быт простых северокорейских товарищей? Действия разворачиваются на северо-востоке Северной Кореи в приморском городе Расон. В книге рассказывается о том, как страна "переживала" отголоски мировой пандемии, откуда в Расоне появились россияне и о взгляде дальневосточницы, прожившей почти три года в Северной Корее, на эту страну изнутри.
Герои книги Николая Димчевского — наши современники, люди старшего и среднего поколения, характеры сильные, самобытные, их жизнь пронизана глубоким драматизмом. Главный герой повести «Дед» — пожилой сельский фельдшер. Это поистине мастер на все руки — он и плотник, и столяр, и пасечник, и человек сложной и трагической судьбы, прекрасный специалист в своем лекарском деле. Повесть «Только не забудь» — о войне, о последних ее двух годах. Тяжелая тыловая жизнь показана глазами юноши-школьника, так и не сумевшего вырваться на фронт, куда он, как и многие его сверстники, стремился.
"... У меня есть собака, а значит у меня есть кусочек души. И когда мне бывает грустно, а знаешь ли ты, что значит собака, когда тебе грустно? Так вот, когда мне бывает грустно я говорю ей :' Собака, а хочешь я буду твоей собакой?" ..." Много-много лет назад я где-то прочла этот перевод чьего то стихотворения и запомнила его на всю жизнь. Так вышло, что это стало девизом моей жизни...