Камикадзе - [39]

Я посмотрел, но ничего такого не увидел. Пожал плечами.

Тогда Минька обежал два раза вокруг лысого, не зная, за что его ухватить лысый да еще без рубашки, - но потом огрел еще раз по спине палкой, и туземец сам вскочил на ноги, как ужаленный. Минька сорвал с него набедренную повязку.

- Стой, когда тебе велят, сволочь! Смотрите, смотрите, сэр! Разве это порядок?! - жестикулировал Минька. - Посмотрите на его детородный орган!

Я посмотрел... Орган как орган, ничего выдающегося, но лысый, для красоты, привязал к нему бантик из стебля какого-то вьющегося растения. Ну и что? Что тут такого? Я, конечно, понимал, что бантик не на месте, зачем он там, но мало ли что мы понимаем, что другие понимают совсем иначе. Плюрализм такая вещь кому что нравится.

- Теперь видите, сэр? - сделал негодующий жест Минька. Но я никак не мог взять в толк, в чем заключалась моя миссия.

Тогда Минька стал объяснять мне, показывая пальцем то на туземца, то на себя и других гвардейцев, мол, вы же видите, сэр, никто из нас не позволяет себе никаких вольностей - что бог дал, с тем и ходим, а этот хитрован...

Минька подбежал к лысому и отвесил ему затрещину - ты думал, что ты умнее.

Словом, как я понял из Минькиных объяснений, если некоторые умники будут позволять себе такие вещи, пострадает справедливость. Что-то в этом роде. Или я чего-то не понимал. Ну, сделал себе украшение человек и сделал. Что тут такого? В конце концов, это его собственность, а собственность священна.

- Ну, а я-то тут при чем? - говорю Миньке. Все это было так некстати... Потом говорю: - В общем так, если этот туземец инакомыслящий - немедленно отпустить! А если он нарушил закон, сажайте его, - куда там у вас сажают - в КПЗ... Потом суд, лучше всего - суд присяжных. Но все должно быть по закону, произвола я не потерплю. И бить людей в моем присутствии не позволю. Посадите его под замок, потом разберусь. У меня голова отваливается... Все поняли? Тогда о'кей.

И сделал жест - свободны.

Охранники подхватили провинившегося туземца под руки и потащили во двор. Следом за ними вышел Минька, сдержанно кивнув мне - о'кей, сэр, все будет исполнено как вы сказали, суд присяжных так суд присяжных. Какой ты умный, думаю, но все-таки не догадался прихватить для меня кувшинчик - из ручья, чтобы поправить голову. Что мне теперь, самому бежать туда?

А через минуту во дворе раздался страшный вопль. Как будто и в самом деле кого-то резали. Я выскочил. Но было поздно. Лысому туземцу уже отрубили орган. Минька держал его на отлете, как скальп или отрубленную голову. Потом он издал торжествующий вопль, размахнулся и закинул злополучный орган далеко в кусты.

Мне стало дурно. Пошатываясь, я вернулся опять в резиденцию. Перед глазами стояла страшная картина: плачущий туземец... Вот тебе и Минька!

Я опустился на чурбачок посреди резиденции и попробовал сосредоточиться. Что за нравы? Разве я это приказал? Надо кого-то послать к ручью... Но тут со двора ворвалась какая-то разъяренная фурия, это была Жаклин, и закричала не своим голосом, что она никому не позволит так с нею обращаться! Даже королю! Она честная девушка... И стала утверждать, что она никому не навязывается и что это я сам вчера, когда уже была ночь, послал за ней охранников. Среди ночи подняли с постели, сэр! Вы говорили, что я в вашем вкусе! А потом выгнали, как собаку!

Я ничего не понимал. Одна нештатная ситуация за другой. Голова разламывалась на части. Жаклин продолжала жестикулировать: я должен на ней теперь жениться... Если я джентльмен. А как же, думаю, конечно, джентльмен...

Да пошли вы все! Оно мне надо, чтобы какая-то дешевка на меня так кричала! Завтра же подам в отставку. Не хочу я никем управлять, проживу и так. Построю себе хижину у ручья...

А ловить форель буду ходить к другому водоему.

Но тут в резиденцию вошел Минька, но уже не свирепый, кроткий, - извините, сэр, я не знал, что у вас дама. И почтительно застыл у входа. Но не в этом дело. На нем была набедренная повязка! Я даже приподнялся с чурбачка. Что это с ним? Он пожал плечами. Ну, ясно... О, Господи, кажется, я ему вчера присвоил генерала.

Вслед за Минькой вошел еще один охранник, хромой и тоже в набедренной. А этому я что присвоил? Этот держал на вытянутых руках поднос с кувшинчиком. Кроме кувшинчика на подносе лежал нарезанный лимон, кусок курицы, макрель. Я машинально хлебнул из кувшинчика, сделал хороший глоток. Запил соком.

Потом опустился на чурбачок и наконец сосредоточился. Голову отпустило. Мысли прояснились и стали добрыми. И через пять минут, закусывая холодной курицей и подливая из кувшинчика, я понял, что у меня нет выхода - я уже безнадежно развращен свалившейся на меня властью. Мне даже никому ничего приказывать не надо, стоит только намекнуть - и все исполнят. Как же я буду жить простым туземцем? Тот же Минька в любой момент может поймать и обезглавить... А так у меня - неприкосновенность. Не буду отказываться от власти. Думаю: может, позвать Мэри? Но с другой стороны, Жаклин уже сидела рядом, скромно опустив глазки, и раз ее ко мне так тянет... Какое-то раздвоение личности. Я как кентавр - лошадь с человеческим лицом. К тому же власть - это хорошая возможность что-нибудь сделать для народа. Без власти как сделаешь? Смягчить нравы, например. Ну что это за нравы!