Камешки на ладони - [32]

* * *

Хороший музыкант должен беречь свои уши от плохой музыки. Хороший поэт должен беречь свои уши от плохих стихов. Так дегустаторы вин и чая берут свое обоняние и свой вкус от табака, спиртных напитков, специй, даже от одеколона после бритья.

* * *

Язык – это неисчерпаемый склад материала, склад слов-кирпичей, из которых слово «трава» не лучше и не хуже слова «труба», а слово «купец» не лучше и не хуже слова «конец». Из кирпичей можно строить дома, сараи, пакгаузы, дворцы, захолустные города и блистательные столицы. Архитектурные сооружения, построение из равнодушного материала, получаются уже разными по характеру, по стилю, по красоте, по одухотворенности, по звучанию, по эмоциональной окраске.

Если угодно, язык – это океан. Можно черпать и наливать в сосуды различной формы. Одна и та же вода принимает форму бутылки, куба, древнегреческой амфоры, хрустального шара и грязной лужи.

Если угодно, объективный словарный запас языка – это хлорофилловые зерна, растительные клетки, которые в зависимости от запрограммированности комбинируются то железный дуб, то в легкую траву-мураву, то в верблюжью колючку.

* * *

В армии нас учили спускаться с горы на лыжах.

Первые уроки опытный и, я бы сказал, мудрый инструктор посвятил тому, что учил нас правильно падать. Собраться в комок, упасть на правый бок, успеть убрать или даже бросить палки.

В жизни нас этому никто не учит. А жаль.

* * *

Животный и растительный мир планеты не прогрессирует в нашем понимании слова «прогресс», Прогрессирует только человек, человечество. Получается, что животный и растительный мир – это как бы неподвижные берега, в которых несется бурный поток, он частично размывает и уничтожает свои берега.

* * *

Один из парадоксов нашей действительности – гаванские сигары, которыми американские миллионеры хвастаются перед друзьями: «Не хотите ли сигар; из моей гаванской коллекции?» – в Москве продаются в табачных киосках и доступны даже мальчишкам.

* * *

Явления высокой поэзии определяются подчас причинами очень внешними и случайными. Так, в творчестве Лермонтова нетрудно заметить пристрастие дубу, «Дубовый листок оторвался от ветки родимой», «Темный дуб склонялся и шумел». У Есенина подобное пристрастие мы находим к березе, к клену.

Дело объясняется тем, что вблизи Тархан располагался прекрасный дубовый лес, куда юный Лермонтов ездил верхом и где проводил целые дни. У есенинской деревни росла березовая роща.

* * *

Читал повесть, построенную целиком на жаргоне, и она постепенно опротивела мне, как опротивел бы вероятно, хлеб, выпеченный не с добавлением тмина, но почти из чистого тмина. Ломал, ломал я свой язык на чужом жаргоне, и мне остро захотелось простой и прекрасной русской фразы: «Душно стало в тесной сакле, и я вышел на воздух освежиться»

* * *

В человеческом поведении очень много значит, умеет ли человек, когда говорит, слушать себя со стороны. Хорошо воспитанные люди умеют это делать. Для писателя тоже одно из главных условий в его искусстве – умеет ли он себя читать со стороны, чужими глазами.

Тонкость заключается в том, что надо уметь это делать (как и в разговоре) не задним числом, а тут же, во время разговора или писания, то есть, как теперь говорят, синхронно.

* * *

Известно, что эпитафия на могиле Суворова принадлежит Державину: «Здесь лежит Суворов». «Помилуй бог, как хорошо», – воскликнул Суворов, когда Державин предложил ему эту эпитафию.

А что же начертано на надгробном камне у самого Державина?

«Гаврила Романович Державин, действительный тайный советник и многих орденов кавалер». Зачем все это? К тому же не указано даже, что поэт.

У Суворова орденов и званий было больше и они были громче, но обошлось же дело без них.

Однако, если вдуматься, в обеих надписях есть своя логика. Всякий знает, что у Суворова полно орденов, значит, нечего о них и писать. С другой стороны, всякий знает, что Державин – великий русский поэт. А то, что он «действительный тайный советник и многих орденов кавалер», известно не всякому.

* * *

У верующих людей в их общении с богом у каждого есть свое слово. Один говорит «господи помилуй», другой – «спаси и сохрани», третий – «подай, господи», четвертый – «вразуми», пятый – «не оставь меня, господи» и т. д.

Если бы я был верующим и молился, я бы всегда говорил только одно слово, и слово это было бы – «благодарю»!

* * *

Кто-то из известных химиков однажды сказал, что грязь – это химические вещества не на своем месте. Действительно, земля на дощатом полу – грязь, а на гряде она – необходимая почва. Машинное масло на одежде – пятно, а в самой машине – необходимая смазка. Чернила на пальцах – и на бумаге, зелень в древесном листе – и на белой рубашке. Более того, видим, что одно и то же химическое вещество может быть то грязью, то великой красотой: живописная краска, прилипшая к руке – и она же на холсте под кистью великого художника. Итак, химические категории могут переоцениваться в зависимости от обстоятельств. Духовные же категории (слава богу!) такой переоценке не подлежат. Ни при каких обстоятельствах подлость не может выглядеть доблестью, низость – благородством, предательство – подвигом, душевная грязь – белоснежной чистотой, а зло – добром.