Камертоны Греля - [11]
Запрет
Утром у входа в институт 55 725 627 801 600 встретил негра. Негр тоже здесь работал — по крайней мере, сегодня. Брызгая на стену жидкостью из ядовито-оранжевой баночки, он сосредоточенно удалял с фасада появившееся там за ночь граффити. Насколько позволял судить еще неокончательно съеденный растворителем контур, это было одно из тех граффити, в которых уже на стадии замысла не предусматривался никакой сюжет. Изображение исчерпывалось фирменной виньеткой автора или группы — вернее, даже группировки — авторов, находившейся в состоянии непрерывной конкурентной войны с другими такими же группировками. Собственно, поодиночке в этой войне было не выжить, поэтому коллективное творчество здесь являлось скорее практической необходимостью, чем эстетическим выбором.
55 725 627 801 600 вдруг разозлился на негра. Ему показалось, что тот сам нанес это граффити сегодня ночью — и, скорее всего, с помощью того же распылителя, из которого теперь пытался его уничтожить. Может быть, это и есть вершина власти творца над своим творением — готовность хладнокровно и с использованием новейших промышленных технологий стереть с фасада мироздания начертанное там накануне в припадке вдохновения? Так хотя бы постоянно расчищается место, за которое потом опять придется воевать, а значит, все время есть к чему стремиться и не нужно бояться самоповторов: каждый рисунок всегда самый первый и всегда дается с трудом. Еще разумнее, правда, экономить на чистящих средствах и просто бросать свой «кунстверк» где попало, сразу же напрочь забывая о нем. От борьбы за чистое место тоже по идее можно отказаться, рисуя прямо поверх чужих граффити или просто ставя рядом с ними свою подпись.
Эту мысль 55 725 627 801 600 додумывал уже, расписываясь в ведомости о выдаче ему из хранилища десяти камертонов Греля для научно-исследовательских целей сроком на один рабочий день. С этой процедуры он вот уже на протяжении месяца начинал каждое утро, выбирая при этом камертоны из различных регистров. Сначала 55 725 627 801 600 планировал подходить к работе строго систематически, но чем дальше, тем туманнее он представлял себе, в чем, собственно, могла бы состоять эта система. Время, которое он выделил себе на «знакомство» с коллекцией, шло, а знаний о ней не прибавлялось. То, что к оставшимся от Греля математическим расчетам, иллюстрирующим его нотную систему, будет не так просто подступиться с точки зрения музыковедческого анализа, он понимал еще в Петербурге. Но тут, воссоединившись с объектами, осязаемо воплотившими в себе то, что так сухо и тяжеловесно смотрелось на бумаге, 55 725 627 801 600 ожидал качественного прорыва в своих изысканиях. Поэтому в Берлине он уже почти не заглядывал в бумаги, старясь как можно больше времени проводить непосредственно с камертонами, будто надеясь, что те в конце концов сами выдадут ему свою тайну. Ежедневно он «допрашивал» их различными способами, ударяя по ним то деревянными, то металлическими молоточками и прислушиваясь затем к надолго повисающему в пространстве звуку. Процесс завораживал, и временами даже казалось, что просветление близко, но неизбежно наступал момент, когда 55 725 627 801 600 вздрагивал, будто пробуждаясь от дремоты, и понимал, что исследование-то на самом деле буксует на месте.
Установив один из камертонов на деревянном резонаторе, он осторожно ударил по нему молоточком, мысленно расчленяя добытый, как огонь из кремня, звук на отдельные составляющие и по-гурмански смакуя обертоны. Чтобы не стать рабом этого опиума, выбраться из тумана бестолково наслаивающихся друг на друга частотных колебаний, требовалось подчинить их строгой системе.
Несколько дней назад у него появилась мысль пропустить камертоны Греля через компьютер, с максимальной точностью фиксируя высоту каждого отдельного экземпляра. Однако выяснилось, что в институте при всем его оснащении либо нет пригодных для этого программ, либо никто не знает, как с ними обращаться. Старший техник только разводил руками, на которых, как гирлянда, висели разноцветные шнурки кабелей, намекая на безнадежность задуманного аспирантом предприятия. Тогда 55 725 627 801 600 дозвонился до лаборатории Технического университета, где ему подтвердили наличие необходимого оборудования и разрешили безвозмездно провести все замеры. Но тут неожиданно заупрямился директор:
— Вы не можете выносить камертоны из института.
— Но почему? — искренне удивился 55 725 627 801 600. — Если здесь нет условий, чтобы их проанализировать…
— Вы не можете никуда выносить камертоны! — повторил директор, будто его слепота давала ему право быть малоподвижным не только в телодвижениях, но и в аргументах.
— Я гарантирую сохранность…
— Вы не можете ничего гарантировать! — теперь уже казалось, что Бреннер только открывает рот, а слова произносит какая-то высшая инстанция, с которой бесполезно спорить. — Вы не можете отвечать за последствия.
— Ну хорошо, тогда скажите, как мне дальше работать? Нужен же материал!
— Материал перед вами, — бросил Бреннер, указывая наугад куда-то перед собой. — Опишите для начала то, что видите, — он загадочно блеснул слепыми зрачками.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
История дантиста Бориса Элькина, вступившего по неосторожности на путь скитаний. Побег в эмиграцию в надежде оборачивается длинной чередой встреч с бывшими друзьями вдоволь насытившихся хлебом чужой земли. Ностальгия настигает его в Америке и больше уже никогда не расстается с ним. Извечная тоска по родине как еще одно из испытаний, которые предстоит вынести герою. Подобно ветхозаветному Иову, он не только жаждет быть услышанным Богом, но и предъявляет ему счет на страдания пережитые им самим и теми, кто ему близок.
«Песчаный берег за Торресалинасом с многочисленными лодками, вытащенными на сушу, служил местом сборища для всего хуторского люда. Растянувшиеся на животе ребятишки играли в карты под тенью судов. Старики покуривали глиняные трубки привезенные из Алжира, и разговаривали о рыбной ловле или о чудных путешествиях, предпринимавшихся в прежние времена в Гибралтар или на берег Африки прежде, чем дьяволу взбрело в голову изобрести то, что называется табачною таможнею…
Отчаянное желание бывшего солдата из Уэльса Риза Гравенора найти сына, пропавшего в водовороте Второй мировой, приводит его во Францию. Париж лежит в руинах, кругом кровь, замешанная на страданиях тысяч людей. Вряд ли сын сумел выжить в этом аду… Но надежда вспыхивает с новой силой, когда помощь в поисках Ризу предлагает находчивая и храбрая Шарлотта. Захватывающая военная история о мужественных, сильных духом людях, готовых отдать жизнь во имя высоких идеалов и безграничной любви.
1941 год. Амстердам оккупирован нацистами. Профессор Йозеф Хельд понимает, что теперь его родной город во власти разрушительной, уничтожающей все на своем пути силы, которая не знает ни жалости, ни сострадания. И, казалось бы, Хельду ничего не остается, кроме как покорится новому режиму, переступив через себя. Сделать так, как поступает большинство, – молчаливо смириться со своей участью. Но столкнувшись с нацистским произволом, Хельд больше не может закрывать глаза. Один из его студентов, Майкл Блюм, вызвал интерес гестапо.
Что между ними общего? На первый взгляд ничего. Средневековую принцессу куда-то зачем-то везут, она оказывается в совсем ином мире, в Италии эпохи Возрождения и там встречается с… В середине XVIII века умница-вдова умело и со вкусом ведет дела издательского дома во французском провинциальном городке. Все у нее идет по хорошо продуманному плану и вдруг… Поляк-филолог, родившийся в Лондоне в конце XIX века, смотрит из окон своей римской квартиры на Авентинский холм и о чем-то мечтает. Потом с риском для жизни спускается с лестницы, выходит на улицу и тут… Три персонажа, три истории, три эпохи, разные страны; три стиля жизни, мыслей, чувств; три модуса повествования, свойственные этим странам и тем временам.
Герои романа выросли в провинции. Сегодня они — москвичи, утвердившиеся в многослойной жизни столицы. Дружбу их питает не только память о речке детства, об аллеях старинного городского сада в те времена, когда носили они брюки-клеш и парусиновые туфли обновляли зубной пастой, когда нервно готовились к конкурсам в московские вузы. Те конкурсы давно позади, сейчас друзья проходят изо дня в день гораздо более трудный конкурс. Напряженная деловая жизнь Москвы с ее индустриальной организацией труда, с ее духовными ценностями постоянно испытывает профессиональную ответственность героев, их гражданственность, которая невозможна без развитой человечности.