Камера - [25]

— Нам лучше поговорить о чем-то другом, милый. Сейчас я не в состоянии. Чуть позже.

— Нет.

— Обещаю. Мне не хватает духа. Я думала, мы посидим и просто посплетничаем.

— Извини, Ли. Я устал от сплетен и секретов. Я лишен прошлого — отец предусмотрительно стер его. А ведь я должен знать, насколько оно было неприглядным.

— Оно было ужасным, — неслышно выдохнула тетя.

— О'кей. Но я уже не маленький, выдержу. Отец, так сказать, от этой задачи самоустранился. Боюсь, кроме тебя, разрешить ее некому.

— Дай мне время.

— Его нет, Ли. Завтра я увижусь с дедом. — Адам в один глоток осушил стакан, рукавом рубашки вытер губы. — Двадцать три года назад «Ньюсуик» писал о том, что отец Сэма тоже входил в Клан. Это правда?

— Правда. Твой прадед состоял членом Ку-клукс-клана.

— Так же, как и его братья?

— Почти все семейство.

— А еще, упоминала статья, жители округа Форд знали, что в начале пятидесятых Сэм Кэйхолл застрелил чернокожего и остался на свободе. Его даже не арестовали. Тоже правда?

— Какая сейчас разница, Адам? Тогда тебя еще на свете не было.

— Но факт имел место?

— Имел.

— И ты о нем знала?

— Я видела все своими глазами.

— Своими глазами?

Адам не мог в это поверить. С шумом выдохнув, он повернул голову к окну: с реки донесся протяжный гудок буксирного катера.

— Давай все-таки сменим тему, — умоляюще произнесла Ли.

— Ребенком, — задумчиво отозвался он, — я очень любил историю. Зачитывался книжками про первых поселенцев, про катившие на запад фургоны, ковбоев, «золотую лихорадку» и стычки с индейцами. В соседнем классе учился паренек, который утверждал, будто его прапрадед грабил поезда, а денежки прятал в Мексике. Мальчишка хотел собрать приятелей и ринуться на поиски зарытых где-то под кактусом сокровищ. Каждый понимал, что эти россказни — чистой воды фантазия, но играть с ним было здорово. Меня всегда интересовали мои предки, временами казалось, их не существует вовсе.

— А что говорил Эдди?

— Что все они давно мертвы, что занятия историей — пустая трата времени. Мать тянула меня за руку к себе и просила не задавать никаких вопросов, так как у отца может испортиться настроение и целый месяц он носа не покажет из своей комнаты. Почти все детство я проходил вокруг него на цыпочках. Уже значительно позже я начал понимать: отец был странным, глубоко несчастным человеком. Однако представить, что однажды он наложит на себя руки? Нет, этого я не мог.

Ли поднесла к губам стакан с остатками виски; негромко звякнули кубики льда.

— На самом деле все намного сложнее, Адам.

— Так когда же ты мне расскажешь?

Ли подлила в пустые стаканы чаю, Адам добавил каждому виски. Несколько минут оба молча следили за огоньками двигавшихся по Риверсайд-драйв машин.

— Ты была там, где держат смертников? — спросил он, по-прежнему глядя в окно.

— Нет.

— Сэм почти уже десять лет на Скамье, а ты ни разу к нему не съездила?

— Вскоре после приговора я написала ему письмо. Через полгода пришел ответ. Сэм не хотел, чтобы я увидела его таким, каким он стал. Я послала еще два письма, но больше не получила от него ни весточки.

— Прости.

— Не за что, Адам. Виновата я одна, и говорить об этом очень тяжело. Прошу, дай мне время.

— Я думаю провести в Мемфисе несколько месяцев.

— Оставайся здесь. Мы будем нужны друг другу. — Ли опустила в стакан указательный палец, неловко помешала напиток. — Ему ведь осталось совсем немного, да?

— По-видимому.

— Сколько?

— Два-три месяца. Срок апелляции почти вышел.

— Тогда зачем тебе?..

— Не знаю. Наверное, есть еще шанс. Попробую сделать что смогу — уповая на невозможное.

— Я стану молиться за вас обоих.

— Позволишь вопрос? — Адам взглянул ей прямо в глаза.

— Конечно.

— Ты живешь здесь одна? Я имею право спросить — если уж принимать твое приглашение.

— Одна. Муж обосновался в загородном доме.

— Тоже один? Мне просто любопытно.

— Временами один. Ему нравятся молодые двадцатилетние девчонки, сотрудницы его банков. Собираясь за город, я должна сначала позвонить. То же делает и он, когда едет сюда.

— Удобно. Кто разработал такие условия?

— Они сложились сами по себе. Мы ведь уже пятнадцать лет не живем вместе.

— Хорошенький брак.

— Во всяком случае, грамотный. Я беру у него деньги и не интересуюсь его личной жизнью. Время от времени мы рука об руку выходим в свет. Он счастлив.

— А ты?

— И я — за редкими исключениями.

— Но если он тебя обманывает, почему бы вам не развестись? Я готов представлять твои интересы.

— С разводом ничего не выйдет. Фелпс родом из старой, добропорядочной и отвратительно богатой семьи. Сливки мемфисского общества. В их среде приняты династические браки. В общем-то он должен был жениться на своей пятиюродной сестре, но вместо этого попал, видишь ли, под мои чары. Родители его всегда выступали категорически против такого мезальянса, и согласиться на развод означало бы для Фелпса признание их правоты. К тому же судебное разбирательство опозорило бы этих аристократов. Деньги мужа ни в коей мере не ограничивают мою независимость.

— Ты действительно его любила?

— О да. Мы и вправду любили друг друга. Были вынуждены бежать, чтобы сыграть свадьбу. В шестьдесят третьем перспектива брака между наследником гигантского состояния и безродной простушкой бросала вызов общественной морали. Его мать меня не замечала, мой отец жег кресты. Тогда Фелпс еще не знал, что его тесть является членом Клана. Я держала язык за зубами.