Камер-фрейлина императрицы. Нелидова - [36]

   — И неужели стал писаться этим именем?

   — Государь, это было задолго до Смутного времени. Зато при государе Алексее Михайловиче нашему роду было разрешено отказаться от недостойного прозвища и вернуться к исконной фамилии. Это случилось за год до рождения вашего великого предка Петра Великого.

   — Это другое дело. О возвращении к исконному имени следовало хлопотать.

   — Государь Алексей Михайлович подтвердил право Нелидовых на свою фамилию особым указом и даже отдельно упомянул их заслуги. Царская грамота так и висит у нас в доме.

   — Вы имеете в виду Куликовскую битву?

   — Нет, ваше высочество, ещё одно обстоятельство. Наш предок Гавриил Нелидов был воеводой в Перми. Он овладел в 1472 году Урасом и Чердынью и взял в плен пермского князя.

   — Мне нравится, мадемуазель Нелидофф, что вы хорошо знаете историю и интересуетесь ею. Откуда вы черпаете ваши познания? У вас хорошие учителя? Но где — в институте? Трудно поверить.

   — У нас действительно очень хорошие учителя, ваше высочество. Но я и сама люблю читать и часто получаю за это замечания от наших надзирательниц. Ведь в институте всё происходит строго по расписанию.

   — Думаю, иначе и не может осуществляться правильное воспитание. В вашем лице, мадемуазель, мы имеем наилучшее тому подтверждение.

   — Я не преувеличивала, говоря о вашей бесконечной снисходительности, ваше высочество.

   — Полноте, полноте, маленькая фея. Вы решительно во всём совершенны: и в танцах, и в ваших познаниях. Кстати, у вас не занято последнее лансье?

   — Последнее лансье? Нет, нет, ваше высочество, оно свободно.

   — Значит, вам остаётся дать мне обещание, что вы его протанцуете со мной. Вы согласны?

   — О, ваше высочество!..

Всему свету известно, сколько во изнурение приведена Россия, от кого и — вам самим то небезызвестно: дворянство обладает крестьянами, и хотя в Законе Божьем написано, чтоб они крестьян так же содержали, как и детей, но они не только за работника, но хуже почитали собак своих, с которыми гонялись за зайцами, компанейщики завели превеликое множество заводов и так крестьян работой утрудили, что и в ссылках никогда такого не бывает, да и нет, а напротив того, с жёнами и с детьми малолетними не было ли ко Господу слова?

Из воззвания Емельяна Пугачёва. 1773.

Екатерина II, А.А. Безбородко

   — Ваше величество, мне крайне прискорбно представлять вашему величеству этот ужасный богопротивный документ, но...

   — Никаких «но», канцлер, я должна знать всё во всех мелочах. Когда была сочинена эта бумага?

   — 17 сентября, ваше величество.

   — Что? А у нас нынче 14 октября! Каким образом понадобился целый месяц, чтобы известить об этом Петербург? Что у вас происходит, канцлер? Что себе думают наши командиры? Немедленно, слышите, немедленно туда должны быть отправлены воинские части. Сколько их может понадобиться, вы уже знаете?

   — Ваше величество, к сожалению, я ещё не кончил своего доклада. Дело не в одной этой воровской грамоте.

   — Ах, одной её, выходит, недостаточно!

   — Она сделала своё дело, ваше величество. К бунтовщику стекаются толпы разбойников, и их так много, что 4 октября они начали осаду Оренбурга. Как долго сумеет продержаться город, сказать трудно. Бунтовщики угрожают расправой со всеми помещиками и дворянами.

   — Итак, мы назначаем командующим генерал-майора Кара. Ему должны быть даны отборные части, которых бы не смутили бунтовщики. Об этом следует подумать особо. Ведь к Пугачёву, в конце концов, стекается по большей части, надеюсь, обманутый народ, который принимает его за законного императора. Им надо разъяснить, кто на самом деле этот разбойник, и напечатать немедленно манифест против него.

   — Ваше величество, если мне будет дозволено высказать моё мнение.

   — Вы что — не согласны?

   — Нет-нет, я просто хочу сказать, что такой манифест обнародует сам факт появления бунтовщика и признание его силы — иначе правительство не стало бы прибегать к обращению.

   — Число воззваний можно ограничить. И распространять их только в охваченных волнением районах.

   — Государыня, мне меньше всего хотелось бы выглядеть участником дискуссии с вашим императорским величеством, но мои опасения слишком велики: воззвание не останется в ограниченных рамках и непременно получит всеобщую огласку, а это может оказаться фатальным.

   — Вы хотите нагнать на меня страху? Я не из пугливых, канцлер.

   — Ваше императорское величество, я меньше всего хотел вас напугать. Но, государыня, ведь эти люди бунтуют, как вы сами изволили выразиться, не против престола, напротив...

   — То есть вы хотите сказать — против меня и тем самым подписанное мною воззвание никого ни в чём не убедит?

   — Государыня, это ваш вывод.

   — Да-да, мой. Вы только подвели меня к нему. И всё-таки я не считаю возможным отказаться от идеи воззвания. Вы забываете, я на престоле одиннадцатый год, и моим дворянам есть за что испытывать ко мне благодарность. Я не стану прятаться за стену недомолвок. Воззвание должно быть составлено сегодня же. Пусть это будет 200 экземпляров, и все они будут переданы генерал-майору Кару для их распространения там, где он найдёт нужным. Само собой разумеется, ни слова не должно просочиться в наши газеты. И — я обращаю на это особое ваше внимание! — во дворец. Придворные не должны знать ничего! А Павел Петрович — как вы думаете, до него не могли дойти эти известия?