Каменотес Нугри - [11]

Глаза Рамзеса обратились к статуе отца. Грозно стоял воинственный Сети во весь рост; его вставные глаза из горного хрусталя блестели, а из полураскрытого рта, казалось, готов был вырваться боевой клич.

Вскоре спальня наполнилась людьми: Мернепта вызвал верховного жреца Амона, военачальников и сановников. Осмотрев фараона, жрец признал положение его безнадежным. Он приказал глашатаям и гонцам разнести печальную весть о болезни царя по всему Египту.

– Что повелишь, вечноживущий бог Миамун и владыка наш? – спросил верховный жрец.

– Мое величество требует, – приподнявшись, вымолвил Рамзес, – требует…

Больше он не сказал ни слова, упав навзничь.

11

Получив письмо от отца, Аба переселил братьев и сестер из деревушки в свой дом. Он жил неподалеку от дворца наместника, исполнял должность заведующего амбарами. Он был строг, взяток не брал, однако требовал подати с богатого и бедного.

Земледельцы привозили из деревень пшеницу, ячмень, виноград, овощи.

Мелкие писцы отмечали в списках людей и выдавали им расписки в получении податей.

Каждый день Аба составлял отчет о всех поступлениях податей и посылал своему начальнику.

Однажды Аба уличил в вымогательствах писца, вместе с которым учился в школе. Наместник повелел отрезать виновному нос и сослать его в отдаленный город. Это было обычное наказание за взятки. Обезображенный писец кончил жизнь самоубийством. Смерть его взволновала Абу. Но закон был суров, и мог ли Аба обойти его, зная о строгих законах фараона Тутмоса III, боровшегося со взяточниками?

Он был опекуном братьев и сестер. Семья ни в чем не нуждалась: Аба пользовался почетом, богател.

Приближалось время окончания работ в Долине царских гробниц, и Аба с нетерпением ждал возвращения отца.

12

Однажды, когда начальник зодчих собирался распустить людей, из Фив прискакал гонец с письмом. Сломав печать, старый писец смотрел на папирус и не мог вымолвить ни слова. Вдруг он притворно зарыдал и стал бить себя руками по лицу.

– О горе нам, горе! – вопил он. – Наш бог и отец, великий Рамзес-Миамун отправился в закатный край.

Это означало, что фараон умер.

– Слышишь? – шепнул Нугри, толкнув Кени в бок. – Само боги покровительствуют нам.

– После смерти Мимуты ты молчал о своем замысле.

– И ты решил, что я раздумал?

– Нет, я решил, что тебе не до этого.

– И ты ошибся, Кени! Смерть Мимуты – моя боль, мое дело. А ведь мы говорили о деле общем.

Приближалось время похорон Рамзеса II. Десятки тысяч людей были уже распущены по домам. За труд они получили по четыре хлеба и по два кувшина вина на человека. Люди роптали, иные громко проклинали писцов.

– Не насмешка ли над бедняками эта подачка? – говорил Нугри. – Лучше бы ничего не дали, чем так обижать людей!

– Разве мы не ко всему привыкли? – возразил Кени. – Кто мы? Рабы.

– Или вьючный скот, – злобно вымолвил Нугри.

Узнав, что каменотесы и каменщики будут задержаны для дополнительных работ, Нугри повеселел.

– Что скажете, друзья? – обратился он к Кени и Тинро. – Я уверен, что сам трижды величайший Тот будет нашим путеводителем по запутанным коридорам гробницы.

– Да, боги милостивы к нам, – сказал старый Тинро.

Утром рабочие были разбужены гулом голосов. Высунувшись из шатра, Нугри увидел, что Долина царских гробниц оцеплена войсками. Медленно приближалось похоронное шествие.

Нугри выбежал из шатра. Кени и Тинро не отставали от него.

Впереди шли рабы с жертвенными дарами. За ними тянулись люди с домашней утварью. Медленно выступали слуги, несшие оружие, скипетр, священных жуков скарабеев, статуэтки и золотого ястреба с человеческой головой, изображавшего душу. Дальше следовали плакальщицы. Наконец появилась ладья на полозьях, запряженная волами. На ней лежала мумия фараона, закрытая от глаз прохожих деревянными стенками. У египтян был обычай сохранять тела умерших, не допускать их до гниения – бальзамировать их. Такие тела назывались мумиями.

Позади ладьи шли царевич Мернепта и царица с детьми. За ними толпились сановники в праздничных одеждах, писцы и народ.

Вой плакальщиц и плач писцов и сановников не утихали.

– О бог, царь, господин и отец наш! – причитали плакальщицы, ударяя себя в грудь и царапая себе лица. – Ты уходишь от нас в край закатный, и сами боги оплакивают тебя…

А погонщик, подгоняя волов, говорил с притворной грустью в голосе:

– На Запад, волы, везущие ладью, на Запад!

– На Запад! – подхватили друзья и принялись восхвалять покойника.

А заунывные голоса плакальщиц слышались все ближе и ближе.

Шествие остановилось.

Мумию сняли с ладьи и поставили на ноги у входа в гробницу, лицом к людям, спиной к стене. Началось прощание с фараоном. Царица и дети украсили мумию цветами и целовали ее по очереди. Слышались слова молитв, произносимых жрецами. Жертвенный дым расстилался вокруг покойника.

Царица заплакала, и вслед за ней заплакали писцы и сановники. А плакальщицы вопили:

– Плачьте, плачьте!

Верховный жрец Амона совершил курение ладаном и возлияние двойнику Озириса. Так называли египтяне духа, который, по их верованию, был неотделим не только от тела, но даже от неодушевленных предметов. Двойник мог лишь временно покинуть тело, как, например, во время сна, обморока и смерти.